Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Основная претензия – все с избытком. Либо грязь и вонь, либо солнце и цветение до сартровской тошноты. Верхи цыкают, низы бухают. Средний регистр отсутствует. Но в этом буханье-цыканье какой-то неизжитый писательский инфантилизм (а ведь какая книга уж), письмо как в юные годы разными пастами, типа, так красиво. Призвук попсы, дешевой школьной дискотеки.

Вот и герои все тоже патологичны. У нас, да и не у нас, тем более, путают патологию с особенностями развития. Быть странным, чудаковатым – обычно, но отчего же именно сразу что-то маньяческое, психиатрия? И опять – милости в этом никакой. Психа не полюбишь. Тут надо совсем головой двинуться. С автором и случилось.

Здесь урок и мастер-класс для всех начинающих писателей – надо не персонажей любить, а историю рассказывать.

Ну да хватит, наверное, уже на сегодня упражнений с очередной литературной грушей.

Ведь этой книги и вовсе не должно бы быть в природе. Ее следовало бы остановить, как фашистские танки, еще в издательстве на первом ридерском рубеже и отправить либо на дописку и переписывание, либо в мусорную корзину.

Не должно ее быть и по другой причине. Очевидно ведь, что текст настолько интересен автору, наплодившему по своей воле разных чудных симов, что читатель здесь и не предполагается.

Он лишний.

Л. Юзефович . Филэллин. М., Редакция Елены Шубиной, 2021

Роман о временах греческой войны за независимость, вроде бы, по определению должен быть историческим. Но с «Филэллином» Леонида Юзефовича такая же проблема, как со всей якобы исторической отечественной романистикой последних лет. То, что должно быть историческим романом, им, по факту, не является.

Исторический перед нами роман, или нет, определяется не годами действия, не антуражем эпохи, и даже не степенью детализации, а целью, мотивами, направленностью. В историческом романе эпоха интересна сама по себе, а не в качестве упражнения в подражании Эзопу: иносказание, поучение для нас сегодняшних.

Большинство так называемых современных исторических романов являются не более чем книгами в исторических декорациях.

«Филэллин» Юзефовича – роман не о том, как Греция стала свободной. Этот вопрос не слишком волнует автора. Греческая война здесь на периферии. Мы так и не узнаем, нужна ли она была самим простым грекам. Мнение бывшего царского лекаря Костандиса – не в счет. Ему, как представителю креативного класса, занятого конструированием нации, особой веры нет.

Первое в чем легко заподозрить автора – обычное для наших «исторических романистов», вроде Прилепина или Гиголашвили, опрокидывание политики в день вчерашний.

Если взять широко, отвлечься от греческих перипетий, проследить за судьбой главного героя Григория Мосцепанова, то обнаружишь, что в «Филоэллине» нас вновь ждет рассказ о немытой России с привычными ужасами бесправия, казнокрадства, бюрократии, от которых нет спасения. Все по известному высказыванию – 200 лет назад в России тоже воровали и пили. Поэтому Ходорковский и, по совместительству, «ватник» той поры, нефтяной олигарх Мосцепанов, имеет возможность успешно развивать свой бизнес только на Западе.

Если же оставить в стороне действующих лиц, и обратиться к самой ситуации возникновения самопровозглашенной Греческой народной республики, то получится, что Юзефович пишет о Донбассе начала XIX века. Еще один ополченский романс.

Не зацикливаясь, однако на этом, легко двинуться дальше и сказать, что «Филэллин» представляет собой некий обобщенный рассказ о феномене интербригад, повествование о том, чем окружена всякая борьба за независимость, о том, что стоит за стремлением к светлому будущему. Роман о переворотах и революциях, где тон задают мечтатели, отщепенцы, те, кому нечего терять. Это ведь только на первый взгляд кажется, что идет борьба систем, традиций, идеологий. Нет, фантазии одних сталкиваются с амбициями других, и уже не разберешь, где фантазии, а где амбиции.

Можно копнуть и глубже.

«Филэллин» – попытка дать трактовку процессу истории вообще, показать, как это бывает на самом деле, а не в умах распаленной публики.

Но как раз по этой причине его трудно назвать романом историческим. Юзефович подходит к истории не как историк-ученый, человек, сидящий в архиве, а как историк-учитель, человек, стоящий у доски, решивший вдруг рассказать нам о высокой себестоимости ошибок. Перед нами не столько повесть о сути, онтологии истории, сколько попытка преподать нам, читателям урок, как с точки зрения нравственности, так и в плане идеологии.

Греческая война, судьба Мосцепанова и других – очередная картинка, наглядное пособие, иллюстрирующее современный лексикон прописных истин: «ни одна революция не сделала жизнь лучше», «идеалисты жертвуют собой, а плоды пожинают прагматики», «история всегда оказывается выше, глубже, непредсказуемей наших помыслов».

Забавно, что проводя мысль о неисповедимости путей истории, ее фортелях, сам Юзефович строит свой роман совершенно иначе, вполне расчетливо.

Ружья развешаны в книге в строго определенном порядке, стреляют они все как надо и в необходимый автору момент, отчего текст напоминает самоиграющую механическую шкатулку.

Если в мечтаньях фигурирует пароход, будьте уверены, на последних страницах он обязательно поплывет, лязгая и оглушая пассажиров шумом машины, чтоб читатель понял – в реальности все случится не так гладко, как грезилось. Будет и храм, открывшийся в мистических прозрениях. Но опять же не такой, чуть иначе.

Узловая мысль для всего текста брошена мимоходом: «Мир несправедлив, и самое печальное не в том, что он таков, а что таким и должен быть, чтобы не погибнуть».

Поэтому в споре о «Филэллине» более правым кажется Тесля, а не Левенталь. Написано все же об истории, а не о разочаровании.

Впрочем, я несогласный с ними обоими. Потому что, вся история, как следует из романа, сводится к вечному кружению на месте. Вроде и шаг вперед есть, а качественно все равно никуда не движемся. Помечтали о вере – и принялись торговать нефтью, пользовать пациентов. Чаяли республику с равенством, свободой и братством, а сляпали очередную монархию. Хотели национального пробуждения – получили нового варяга на царствие.

Да, все кончается кладбищем. Но кладбищенский покой, тишина и есть то, чего должно достичь в итоге человечество. Поэтому роман завершается не элегично и трагически, а торжественно, как классические симфонии. Разве мы не об этом говорим все последние годы, забывая, что фраза «история прекратила течение свое» означала для нас не так давно совсем иное.

Историософия коловращения на месте не позволяет зачислить книгу в исторические по-иному, более высокому основанию: дескать, роман исторический не потому что тут речь идет о соответствующих событиях, а потому что автор размышляет над историей как таковой. Раз все ходит по кругу и вечно возвращается, то, стало быть, и философствовать особо не о чем. Герои получают в итоге то, что могли бы получить, не перемещаясь по летам – мещанское счастье. Вся жизнь стремится к мещанскому счастью, поэтому выбор между личным счастьем и славой всемирно-исторического человека (конфликт романа ошибочно можно было бы подать и так), то есть того, кто переводит нас в новые эпохи, оказывается чем-то иллюзорным. «Счастливы народы, не имеющие истории» – к такому примерно карлейлевскому тезису склоняет нас «Филэллин».