Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Согласен – нечего читателя нагружать названиями тренажеров и их частей. Но достоверно знать изображаемый им материал и уметь его правильно подать – это важнейшая авторская обязанность.

Что такое зал в девяностые годы, где банда полумахновцев «набивает банки» себе для «работы» с непокладистыми продавцами со стихийного рынка? Это не какие-то « тренажеры в два ряда » с блестящими гайками. Это довольно хаотичный набор разномастных гантелей и гирь, это облезлая скамья для жимов, это сваренная на ближайшем заводе силовая рама. Это неуклюжий блок с вертикальной тягой (реже еще имелась тяга горизонтальная). Похожий на козловой кран «кросс-овер». Уголок для становой. И обязательно – боксерский мешок, перемотанный изолентой. И опилочная пыль под ним и в воздухе.

Но, могут сказать мне, ты же сам, дружище, говорил, что не бывал в ивановских краях, не знаешь, что за жизнь там была и сейчас есть. А вдруг там вот так и было, как у Иванова? Бандосы на неведомых тренажерах с блестящими гайками? Соглашусь, может, и было все так, может, и видел все это Иванов своими глазами.

В чем состоит одна из самых больших проблем пишущего? Чем пишущий творец-человек отличается в невыгодную для себя сторону от самого главного творца – бога? Не будем углубляться в проблемы теософии и атеизма. Возьмем лишь предположение, что вот это все прекрасное безобразие, что окружает нас – действительно творит бог. В чем его, бога, преимущество, как творца, перед творцом-человеком? А в том лишь, что бог может творить что угодно и как угодно, создавать любые, самые немысленные вещи и ситуации. Ему на наше «не верю!» наплевать.

А вот писатель-творец должен убедить читателя в сотворяемом. Иначе грош цена его потугам.

Иванов во всем, что касается спортзала, оказывается убедительным только в одном – что описываемое ему бесконечно чуждо. И вот тут ему веришь, когда он пишет про « потного парня, зажатого в пыточных объятиях тренажера» . Вот, как говорил Ипполит, и тепленькая пошла, вот и правда жизни нашего округлого автора просочилась.

Но вся беспомощность относительно мелких деталей жизни и нелепого их описания меркнет перед следующим ходом автора. Когда он уже замахивается на описание людских отношений и жизни целого коллектива.

Тот самый Сергей, главшпан всей «набивающей банки» бригады ветеранов Афгана, человек лихой (у него и фамилия – Лихолетов) и в городе более чем известный. В любовницах у него не абы какая тетка, а тихая девочка Танюша. Тане пятнадцать лет и она постигает в училище азы парикмахерского дела. А в ее группе есть лидерша, девка по имени Нелька, при которой всегда ее свита – « три-четыре подруги, крупные и простоватые девахи ». У Нельки мамаша торгует шмотками на рынке, который контролирует Лихолетов, чьи бойцы попортили товар мамаши. За это Нелька сильно озлобилась на тихоню-Танюшу и наехала на нее аки бульдозер – там и побои ежедневные, и унижения в виде общупывания лифчика Тани с криками « чего-то напихивает, чтобы сиськи были!» , и обложение данью. Все свои карманные деньги, которые Лихолет ей выдает на обеды, сожительница теперь отдает злобной Нельке. До того доходит дело, что Танюша в голодные обмороки начинает валиться…

Напомню еще раз – Танюша девочка не абы какая. Во-первых, она дочка того самого высокого и стройного, как лук со стрелами, «тренера» из лихолетовского спортзала (ну который блестящие гайки ходит и подкручивает). Правда, толку от отца-гайкрокрута мало. Но зато во-вторых она любовница самого Лихолетова, запросто отжимающего у города рынки и комплексы.

Причем медсестра в училище, беседуя с завучихой, которая собирается звонить родителям Танюши, проявляет адекватность:

«– Не советую, Анна Ивановна, – сказала медсестра. – Зачем вам опасные конфликты? Эта девочка живет не с родителями, а с Сергеем Лихолетовым, который командир у группировки «афганцев» во Дворце культуры».

А вот ушлые быдловатые одногруппницы Танюши, по мнению писателя, неразумны и наивны в подобных делах.

Где, в какой одинокой запруде провел свое детство и юность писатель-бобер Алексей Иванов – я не знаю. Но даже в моей московской школе были девочки, ходившие (как тогда говорилось) с районной шпаной, причем не самого крупного масштаба. Так в их сторону кашлянуть лишний раз остерегались.

Впрочем, может, и тут сказывается не ивановское, а мое незнание жизни… Может, на Урале и впрямь все по-другому… Не зря же говорят – «уральский характер».

Я настолько впечатлился текстом Иванова, что уже проскакивал мимо « соленой селедки» , например, которая на столе пирующих «афганцев» среди прочей нехитрой еды: гречки, макарон, картошки в «мундире», колбасы, кетчупа, пирожков с ливером и рыбных консервов. В конце концов, я же знаю, что есть еще и сладкая селедка, и маринованная, и какой только нет вообще. Раз уточнил автор, что селедка именно соленая была – значит, это важная деталь для текста, она сработает в нужный момент… Ведь ни слова про то, какой именно кетчуп – шашлычный или острый с аджикой, не было. И даже по колбасу не уточнялось, вареная или полукопченая. А вот про селедку – «соленая». На Урале такая – редкий гость на столе, значит. Значит, что-то будет с ней, с соленой селедкой, связано. Может, отравится насмерть кто, или просто занеможет на три дня… Ведь писатель Иванов – «мастер бытовой детали». Но нет, мелькнула и исчезла без следа, подобно многим другим персонажам романа. Не страшна оказалась уральцам соленая селедка.

Суровый Урал в тексте «Ненастного несчастья» иногда сменяется другими локациями. Афганистаном или даже Индией.

Допустим, едет по афганской долине наша автоколонна « в самое глухое время – в половине пятого утра» . Вообще это уже в тех краях не ночь, а начало астрономических сумерек. Ну пусть. « Ярко-синяя афганская луна озаряла долину Шуррама не хуже осветительной авиабомбы» . Модель осветительно-лунной бомбы Иванов благоразумно не сообщает, ибо на следующей странице унылый солдат Неволин (да, тот самый, что в начале романа исполняет ограбление) «тупо смотрел на едва светлеющую в темноте обшарпанную корму БМП». Видать, и ярко-синяя луна не ахти светила, и авиабомба осветительная едва коптила.

Что это за «долина Шуррама» мне так и не удалось нигде узнать. Возможно, где-то между Уральским хребтом и Гиндукушем. Иванову виднее, как краеведу.

Потом в загадочной долине рассвело и вообще там случился жаркий бой. Пролитая бойцами кровь, как ей и полагается, « впиталась в светлый афганский грунт» . Я вот тоже первые два десятка лет жизни думал, что кровь быстро и легко впитывается в землю, как водица. А потом увидел, что она выпуклыми блямбами на земле лежит, и сворачивается, запекается корками. Впрочем, может, грунт Шуррама какой-то особенный, из абсорбирующих материалов, или специально взрыхленный. Пусть так, всякое в Шурраме бывает, кто его знает – я искал его так долго и безуспешно на картах, что даже моя младшая дочка сжалилась и принесла мне свою книжку с картой Волшебной Страны – но и там Шуррама мы не нашли…