Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Ну Таня-дура, это понятно. А ну как и читатель тоже – дурак? Надо сразу же пояснить в следующем абзаце: «Конечно, Владик врал. Он всегда врал женщинам, чтобы побыстрее добиться секса» . Ну надо же… Ну кто бы мог подумать… Негодяй как есть! Беру все свои слова о незнании Ивановым жизни обратно. Вон как точно описал – всю негодяйскую суть пояснил!

Правда, чтобы уж наверняка и в «яблочко», буквально через страницу над поверхностью воды снова появляется морда умного бобра и поясняет еще раз: «Владик приставал к Тане лишь потому, что приставал почти ко всем женщинам… Никаких чувств к Тане он до встречи в «Калигуле» не испытывал» .

Ага, ну теперь-то уж точно с мерзавцем Владиком все ясно. Спасибо.

Владику этому потом досталось – получил заряд из ружья в бочину. Правда, по ошибке его стрельнули. Хотели Неволина завалить, да спутали – из-за того, что Владик с Танюшей шпилли-вилли на даче делал. И когда спутавший и подстреливший персонаж сурово спросил раненого Владика, чего это тот с бабой Неволина шваркался.

« Лю… бо… – прошептал Владик».

Снова выныривает бобровая авторская голова и поясняет: « Он хотел сказать «любовница».

И таких выныриваний в романе бесконечно много.

Размышляет герой о своих былых товарищах: почему одни из них стойкие к соблазнам, а другие нет. Перебирает в памяти их одного за другим, как старушка – набор мельхиоровых ложек.

«Почему Герман размышлял об этом?» – вдруг вопрошает неизвестно кого автор. И следующей же строкой сам и поясняет: «Потому что тоже не справлялся» . Ах вот оно что!.. Не беда, что это читателю очевидно уже несколько сотен страниц. А вдруг кто чего не понял?

Перед чтением текста я загадал, что если в нем ни разу не встретится «нажать на курок», то… Не знаю, что. Так и не смог ничего загадать, потому что был на сто процентов уверен – Иванов не из таких. Он не сможет себя сдержать и кого-нибудь, да заставит «нажать на курок». Права, ждать мне пришлось до последних страниц, пока коррумпированный полицейский не крикнул «Нет!» и не « испугался, что Неволин тоже нажмет на курок» . Я даже не удержался от дурацкого: «Йеессс!», самопроизвольно у меня вырвалось. Вот до чего автор довел.

Несчастное «Ненастье» Алексея Иванова – плохой и нудный многословный текст. Причем многословность его – пустопорожняя, как болтовня подсевшего к вам в электричке слегка выжившего из ума пенсионера-дачника. Начнет вам такой о чем-то рассказывать – тут-то вам и конец, если вздумаете прислушаться. Утонете в вязком потоке подробностей, не имеющих ни малейшего отношения к фабуле. Почти каждый третьестепенный персонаж предстанет во всей красе – детство, отрочество, юность… если удается персонажу дожить, то и его зрелость со старостью станут вам известны… узнаете, когда этот персонаж сочетался браком и когда развелся… далее последуют подробные выписки из трудовой книжки и справки из поликлиники, стенограмма опроса бабушек, дежурящих на лавочке во дворе… Все узнаете. А вот зачем весь этот хлам натащен в плотину и засоряет ее – уже вопрос к трудолюбивому писателю-бобру.

Вопрос: «А зачем вообще было написано это несчастное «Ненастье»?» задавать не буду. Решил автор написать – ну и написал. Свободный человек, в конце концов. Да и надо же куда-то отходы девать, не пропадать ведь. Он, повторюсь, очень и очень хозяйственный.

К тому же Иванов автор в своем роде автор уникальный, со своим собственным продюссером в лице очаровательной и весьма деятельной дамы по имени Юлия Зайцева. Предположу, что упомянутая хозяйственность автора во многом стимулируется именно ее энергией и усилиями.

Но за какие грехи все это ненастное несчастье досталось читателю – тут уж каждый читатель решает сам.

Писатель и публицист Захар Прилепин похож на мясника.

Конечно, он еще похож на актера Гошу Куценко. Но Гоша Куценко не похож на мясника, а Захар Прилепин – вылитый, причем старорежимного образца. Не столько внешностью, сколько повадками и навыками.

В далекое нынче советское время я проходил трудовую практику в продуктовом магазине в Астраханском переулке, и уважаемый во всем районе мясник Рашид обучал меня секретам ремесла. Учил аккуратно срезать синие печати с полутуш – для повышения их сортности. Показывал на лотке заветренный кусок каких-то нарубленных жил, на которые лишь бездомная собака позарится, затем хватал его и ловкими движениями крутил им перед моими глазами. Кусок волшебным образом превращался в сочную свежую вырезку. «Запомни, малец, – покровительственно говорил Рашид. – Так и в жизни все. Главное – как подать!».

Мудрость мясника из гастронома по-настоящему я оценил лишь несколько лет спустя, когда прочитал на филфаке уйму книг и заметил, что важен не столь материал, сколь его, этого материала, подача.

Некоторые секреты Рашид держал при себе, но когда я выносил лотки с азу и фаршем в торговый зал, мне удавалось разглядеть, как мой учитель взвешивал товар. Смешливый, но уверенный и авторитетный, он так завораживал покупателя, что тот не замечал ни отточенного до совершенства броска продукта на чашу весов, ни толстого волосатого пальца Рашида возле этой самой чаши.

Рашид мог продать любую гниль и несъедобщину. Хоть копыта и хвост от самого черта. Настоящий был мастер и талант.

Захар Прилепин не менее талантливый человек. И прежде всего в маркетинге. Захар умеет представлять и продавать (в хорошем, современном и капиталистическом смысле слова) буквально все – свою опозиционность, свою внешность, свою биографию, свою начитанность, свои тексты, свои мысли, идеи… Нет такого товара, который Прилепин не сумел бы плюхнуть на весы и не подставить куда надо палец, для убедительной весомости. Ругать его или осуждать за эти способности язык не поворачивается. Ну умеет и умеет. Молодец ведь.

Все бы было хорошо, кабы Прилепин не впаривал нам порой несусветную, несъедобную и опасную для здоровья дрянь. Впрочем, и дрянь бы можно было простить, как прощали домохозяйки мяснику Рашиду втюханную им третьесортицу. Уж больно обаятелен был Рашид.

Прилепин тоже обаятельный человек с мощной харизмой. Но вот дрянь всегда всучивает со зверино-серьезным видом, и пальцем жмет на чашу весов, неотрывно глядя клиенту в глаза.

Не знаю, как вас, а меня это всегда огорчает. Я люблю, чтобы мне если уж врали, то весело. Прилепин же врет всегда с торжественно-каменным выражением лица.

Хочется ему, например, назначить Пушкина командиром своего литературного «Взвода» – он его легко и назначит. Переврет, где надо, ухватит кусок фактов биографии поэта да покрутит перед вашим носом: смотрите, мол, каков молодец! Ай да Пушкин, ай да…