Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Если крестьянин (да любой человек, занимающийся тяжелым физическим трудом) начнет усложнять себе задачи – долго не протянет. Это только в армии круглое носят, а квадратное катают. Но там и задача другая, ее прямо озвучивает своим подчиненным любой командир: «Мне не нужно, чтобы вы работали, мне нужно, чтобы вы за…бались!»

А что же классики=стихотворцы, спросите вы. Ведь в лесу – раздавался? Соглашусь, раздавался. Топор дровосека? Именно так, его самого. Лошадка в гору поднималась, везущая? Да, поднималась, медленно. Четыре длинных бревна везла? А вот тут уже нет. А чего она там везла? Так хворосту воз. Отец, слышь – рубит, а шкет отвозит. Но ведь «откуда дровишки» герой спрашивает? А хворост, стало быть, это не дровишки, это спагетти?..

За хворостом в зимний лес я и сам ходил, в армии. Как Муртаза – с топором за ремнем, на своих кирзовых снегоступах, по пояс в снегу. Правда, карамультука за спиной у меня не было, и Алла! А то тоже утерял бы, как пить дать.

Муртаза – единственный герой дрянного романа Яхиной, к которому у меня мелькнуло подобие сочувствия. Ведь ни в чем плохом он замечен не был. Маму свою любил, много работал, да и жене Зулейхе уделял посильное внимание. Он много страдал из-за злых фантазий авторессы, ружье вот просрал в лесу, опять же. С бревнами в метель корячился. И даже погиб из-за нашей киносценаристки. Та заставила его бычить на ровном месте на вооруженных людей в лесу и схлопотать за это пулю. Потом еще Зулейха над его телом вдоволь поглумилась: каким-то образом в дом затащила, раздела и уложила на сяке – это такие татарские нары – и ночевала с ним, удивляясь, что тот не гонит ее на женскую половину.

Хотя, может, я и не совсем прав насчет здравости рассудка Муртазы. Прожил ведь он с умалишенной женой лет пятнадцать – не могло не сказаться. Если внимательно присмотреться, то безумие кроется почти в каждом яхинском персонаже. А чокнутый Доктор-Яйцо, яхинская нелепая пародия на чеховского человека в футляре, еще и понормальнее остальных казаться будет. Впрочем, неумелость изображения любых людей и ситуаций сводит на нет потенциально любопытные моменты книги нашей авторессы.

Обсуждение достоверности яхинских текстов больше всего напоминает неловкую ситуацию, описанную гениальным Зощенко в рассказе «Приятная встреча». Ехал там человек в поезде, из Ростова в Москву, да и разговорился с одним из пассажиров. Тот представился ему помещиком, а рассказчик начал волноваться, спорить – помилуйте, мол, какие ж нынче помещики, откуда им взяться, как они могут быть! А собеседник ему: «А вот, могут. Вот я – помещик. Сумел сохраниться через всю вашу революцию! И плевал на всех – живу как бог». Рассказчик изумляется, уже и приглашение готов принять – поехать усадьбу помещиковую осмотреть… Хорошо, что сидевший рядом пассажир вмешался: «Да вы с ним перестаньте разговор поддерживать. Это психические. Не видите, что ли?» – оказался сторожем, который группу душевнобольных перевозил.

С другой стороны, есть и философия тучного писателя в мятой детской курточке из «Золотого теленка»: «Ведь если тексты существуют, то должен же кто-нибудь их читать и обсуждать?»

Впрочем, кому как, а у меня уже от количества принятой вовнутрь «яхинки» изжога и головокружение.

О военной прозе Гузель Яхиной. Рассказ «Винтовка», журнал «Октябрь», № 5, 2015

Жена сказала, что сегодня ночью я сначала страшно кричал во сне, потом тихо плакал и кого-то о чем-то умолял.

Редко вижу кошмары и еще реже их запоминаю. Но этот….

Приснилось, что я журналист и беру интервью не у кого-то там, а у самой Гузель Яхиной. Она, между прочим, оказалась во сне очень приятной женщиной. Сидим мы с ней, значит, в кафе. Беседуем об искусстве – современное кино, большая литература, критики-завистники, неправильный и неблагодарный народ, ну и все прочее актуальное. Журналистский долг возьми да и заставь меня спросить Гузель про ее дальнейшие творческие планы.

А она отпивает кофе из маленькой чашки, смотрит на меня добрыми глазами и говорит:

– Про татарскую беду и тяжелую женскую долю я уже написала…

Киваю. Как же, как же! Читали-с.

– Про эльфийские тяготы жизни поволжских немцев я уже написала…

Снова киваю, но почему-то настораживаюсь при слове «немцы». Это я в жизни увалень и простофиля, а во сне у меня и суперспособности, и интуиция – все как надо.

– А вот про войну… – ставит Гузель чашечку на стол. – Про нее у нас написано мало. Про нелегкую женскую долю на войне.

Я холодею и осторожно уточняю:

– На какой войне? Про какую войну вы?

Тут Гузель Шамилевна вдруг подмигивает и почему-то голосом Чулпан Хаматовой сообщает:

– Известно, про какую. Про Великую Отечественную!

И вот тогда я начал кричать. Сначала просто громко, а потом упал на колени, заполз под столик и все пытался обхватить писательницу за ноги. Плакал, ныл и умолял про что-нибудь про другое писать – да хоть про реактор, или про любимый лунный трактор… Только не про войну. Ну или про другую какую войну… Вот хоть половцев с печенегами…

Но было поздно. Окончательно превратившись в Зулейху, ой, то есть в Чулпан Хаматову, Гузель стала кричать не своим голосом дальше:

– Я, например, ненавижу Великую Отечественную войну!

– А кто ж войну любит?.. – плакал я.

– Я не могу ей гордиться! – неумолимо продолжала Яхина-Чулпан.

– Гордятся-то не войной, а победой… – всхлипывал я.

– Для меня это боль, кровь и страдание не только русского народа, но и немецкого, солдат и мирного населения других стран! – сказала Гузель Хаматова и навела на меня откуда-то взявшуюся винтовку…

– Не надо, пожалуйста, не надо… – скулил я. – Только не про войну, ну только не про войну!

И грянул гром…

…Утром я первым делом полез в интернет. Холодея от тех самых предчувствий, от которых холодел во сне.

Как пелось в мультфильме-опере про охотника и зайца: «Предчувствия его не обманули!»

В майском (!), в праздничном номере журнала «Октябрь» за 2015 год есть рассказ нашей замечательной Гузель Яхиной.

Рассказ называется «Винтовка».

Это рассказ о восемнадцатилетней девуше по имени Майя, военной санитарке. Война. В неком городе идут ожесточенные бои. Девушка вытащила на себе четырнадцать бойцов. Не всех удалось доставить живыми. И вот у нее задание – в одном из домов есть наши раненые. Их надо спасти, пока дом не заняли немцы. Девушка с медицинской сумкой отправляется на задание…

Звучит вроде пристойно. Вопросы, почему наши покинули дом и не захватили с собой раненых товарищей, почему девушке-санитарке никого не придали в помощь – у меня возникли, да. Но так как голова еще побаливала после выстрела в нее из винтовки в ночном кошмаре, я вопросы отогнал и принялся за внимательное чтение.