Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

«Она старалась не дышать. Какое счастье, что поставила маузер на пол, а не повесила на плечо! ».

Длина винтовки, что у нашей героини – 111 см. Если она ее «поставила на пол» ее, то как быть с тем, что она ее « прижала к груди » парой абзацев выше?

У меня два варианта – либо рост героини метр тридцать, либо ее грудь от ползания по лестницам стилем «гусеничка» сильно подпортилась… Еще чуть-чуть и тоже можно на пол ставить.

Далее толстый лейтенант-курильщик начинает таинственный обратный отсчет минут и секунд вслух. Когда истекают последние секунды, где-то что-то взрывается поодаль. Стены слабо вздрагивают и между двумя солдатами происходит такой важный диалог.

«– Was für ein Tagist heute? – тихо спросил один немец.

– Sonntag, – так же тихо ответил второй»

Один спрашивает, какой сегодня день. Второй отвечает: воскресенье.

Все. Дальше начинается перестрелка. И к чему был этот диалог?

Меня хватило лишь на предположение, что по воскресеньям у толстого фашиста-начальника получается какой-то особо праздничный взрыв. Если у кого есть более конструктивные идеи – поделитесь.

Итак, начинается перестрелка, «все в дыму, война в Крыму».

Наша героиня по-прежнему стоит за дверкой. Чтобы скоротать томительное ожидание, она размышляет:

«Если пуля попадет в дверь, она прошьет ее насквозь и убьет меня? Или застрянет в дереве? А если попадет в стеклянную часть?».

Я и раньше опасался за умственное состояние Майи, а теперь совсем уже не знаю, что подумать. Что же, действительно, такое будет, если пуля попадет в стеклянную часть двери? Хм-м…

Ум у нашей Майи слабый, зато пытливый. Прямо как у покупателя в анекдоте:

Продает мужик попугая, а у того к ногам две веревочки привязано. Покупатель подходит, спрашивает: «А веревочки зачем?».

Продавец: «За левую дернешь – по-английски говорит, за правую – по-немецки».

Покупатель: «А если я за обе дерну, что будет?»

И тут попугай такой: «Я же тогда упаду, придурок!

То есть даже попугай знает, что бывает в определенных критических случаях и ситуациях. А санинструктор Майя – нет, она сегодня первый день на работе…

Перестрелка потихоньку смолкает. Умственно отсталая Майя с любопытством выглядывает из-за дверки.

« Так и есть: четыре мертвых фрица валялись у окон. Пятый – офицер – посередине комнаты. Шагнула из-за двери. Присела на стоящий в центре комнаты стул, стараясь не смотреть на лежащего рядом офицера ».

А вот тут хочется авторшу похвалить, наконец! Тут как раз все верно. Тот, кто во время боя так и сидит посередь комнаты на стуле и жалобно им, стулом, скрипит, может запросто схлопотать пулю. Дело нехитрое. Вот немец свою уже получил. Он и до этого хотел покончить с собой – когда подходил к окну, но не подфартило тогда. Зато идея со стулом сработала. А вот и героиня присела на заветный стульчик – свято место пусто не бывает. Но нет, мы же знаем, ее не должны сейчас убить – еще не реализована задумка «медсестра помогает подстреленному врагу».

В комнате добычи для нее нет – все мертвые, некому помогать. Но не может такого быть, чтобы не завалялся нигде фриц-подранок. Не может и все.

И, конечно, остается загадкой, чего это вдруг Майя от лежащего рядом офицера нос воротит, старается не смотреть. На лестнице-то, озорница, всех немцев перенюхала да перещупала. А этот, значит, не приглянулся… Впрочем, может, излишний вес офицера тому причина, понимаю.

Хорошо, что немцы не кончились – опять где-то рядом голоса и стрельба. Майя « порхнула в соседнюю комнату ».

Порхнула она. Блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна… она, одной ногой касаясь пола, другою медленно кружит… и вдруг прыжок, и вдруг летит… летит, как пух от уст Эола… то стан совьет, то разовьет… и быстрой ножкой ножку бьет… В кирзачах на пять размеров больше и с винтовкой, прижатой к груди.

Порхнув, Майя спряталась под столом, « замерла под длинной, почти в пол, скатертью… В квартиру вбежали еще люди».

Прямо нехорошая квартира, и все тут. Тянет сюда фашистов. Как говорил мой взводный: «Мухами, штоле, намазано?».

« Несколько человек уже в комнате. Из-под бахромы скатерти она разглядела три пары но г. Жахнули выстрелы: несколько винтовок и пистолетов, стреляют почти в упор».

В кого? В кого, черт бы их побрал, они стреляют в упор?!

« Кто-то со стуком валится на пол».

А-а, в друг друга стреляют в упор! Ну это понятно – фашисты же. Им что свой, что не свой – лишь бы кого-нибудь убить.

В общем, снова стрельба вовсю

«Столешница вздрогнула, словно гвоздь забили, – пуля. Какая странная мысль: я никогда не красила губы маминой красной помадой. Столько раз хотела попробовать – и не красила… Столешница вздрогнула еще раз – вторая пуля».

Тут психологизьм, понимаю. Розовой красила. Сиреневой, бывалоча, мазюкалась. Красную не смела трогать. Ведь она ж со знаменем цвета одного!

О чем только не подумаешь, вспомнив, как батя с одного маху гвозди в доски засаживал…

«Вдруг – Oh, Schande! – чье-то грузное тело валится к подножью стола с коротким вскриком. Его лицо оказывается совсем рядом, толстые, до синевы отбритые щеки колышутся студнем».

Это уже второй жиробас в подразделении! Первый, 90 кэгэ который, на стуле убился, теперь вот отбритый студень гикнулся еще. Понятно становится, почему они ее тогда, когда она в окне в раскоряку стояла, не пристрелили. Бодипозитивные разгильдяи вместо наблюдения за домом – бритьем занимались, отбривали себе синеватые студни щек…

«Двое продолжают отстреливаться. У одного кончаются патроны, он швыряет пистолет в сторону» .

Каким образом Майя видит швырнутый в сторону пистолет, если она лежит под столом с низкоопущенной скатертью и видит лишь три пары ног? Под плинтус в упор стрелял фашист, что ли? На тараканов охотился?

«Немец падает на колени у трупа, вырывает из податливых рук мертвеца вальтер» .

Ага, так и запишем – цельный мертвец держит оружие вяло, а вот разделенный взрывом на части приобретает цепкую обезьянью хваткость.

Да, еще заведем отдельную графу, назовем ее: «Немцы – дураки. Доказательства». Сюда запишем следующее: «Предпочитают палить из окна куда-то вдаль из пистолетов».

Немец, хоть и дурак, но Майю под столом замечает, глаза его становятся тигриными и он пытается Майю пристрелить, но – осечка! Передергивает затвор… И тут его сражает меткая советская пуля, залетевшая в окно. Немец, до этого стоявший на коленях, « падает лицом вперед. В падении успевает перевернуться и приземляется на спину, делает еще несколько выстрелов».

Артист больших и малых академических театров, а не немец. Ему бы в цирк советский пойти, клоуном Клепой. А он, дурень, воевать поперся. Каких таких «еще выстрелов» он делает, если до этого лишь одна осечка была, не знаю.