Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Вот уже не первый год я плотно сижу на современной антиотечественной прозе.

Я перепробовал многое, пережил всевозможные пограничные состояния, но сегодня хочу предостеречь всех от того, что не угодило лично мне особенно сильно.

Я расскажу вам о веществе, употребление которого вас неминуемо приведет в мир слабоумия, уныния и безвкусицы, превратит в жертву рептилоидов и ваше возвращение обратно в человека окажется под угрозой.

Итак, тема моего повествования – «яхинка» и ее последствия.

Первый раз попробовать прозу Яхиной мне предложил председатель партии «За правду» Захар Прилепин. Литератор и публицист доверительно сообщил, что яхинская проза по-человечески хороша, глубока и убедительна и торкает не по-детски.

Как человек доверчивый и неопытный, я поверил авторитетному лицу и приобрел свою первую порцию «яхинки» у книжных диллеров на районной точке. Товар назывался «Зулейха открывает глаза», мне гарантировали мощный приход и безопасный трип.

Во время чтения я испытывал сильные головные боли и зудящий дискомфорт в глазах. Но я брал пример с мужественного полевого, литературного и театрального командира Захара, поэтому дочитал книгу до конца. После прочтения романа я долго ждал обещанных ощущений, однако случились только приступы тошноты. Мне потом сказали, что с первого раза не всех пробирает и восхищает.

Я пообещал себе забыть об этом неудачном опыте и больше к яхинской прозе не прикасаться. Но уже через несколько дней начал ощущать первые симптомы тревожности, хотя считал, что со мной все в порядке.

Родные мою точку зрения не разделяли, стали выражать обеспокоенность, утверждали, что я изменился, стал злобным, обидчивым, завистливым к чужому успеху и недоверчивым к окружающим.

Я не мог им признаться, что мое недоверие к миру возникло из-за тревожных слухов на районе. Друзья сказали, что сам Захар прозу Яхиной никогда не употреблял. Еще говорили, что он принял только полдозы, потом уезжал на другой район и с тех пор уже пять лет как чистый.

Кому верить, я не знал. Раздражительность моя росла. Приливы злобы и зависти случались все чаще. Сознание требовало нового тумана… И я сделал опрометчивый шаг – сходил по наводке одного товарища и взял себе яхинский рассказ о войне «Винтовка». Попытка обмануть себя, что доза всего в несколько страниц сильного вреда не принесет горько аукнулась. С первых же абзацев я понял, что меня потащило…

Когда я очнулся, мне сказали, что я ползал по леснице стилем «гусеничка» и учил всех класть грудь на ступеньку, как на полочку.

Пережив этот позор и отсидевшись дома несколько недель, я снова ощутил неудержимый зуд в глазах и гул в голове – организм требовал новой дозы.

Мои мысли все настойчивее крутились вокруг одной закладки на моем ноутбуке, и вот однажды вечером, вместо здорового листания ленты друзей я открыл рассказ Гузель Яхиной «Юбилей».

WARNING: Дальнейший текст написан во время нахождения под сильнейшим воздействием силы литературного таланта писательницы-лауреатки и является описанием бэд-трипа, а так же предупреждением всем потенциальным потребителям «яхинки». Не пытайтесь повторить это самостоятельно.

Начинается «юбилейный трип» с весьма мощного прихода: с ориентировки для сотрудников ППС.

«Нос крупный, мясистый, на переносице – две поперечные складки. Брови кустистые, почти черные, с редкой проседью. Глаза темно-бурые, радужка мутная, белки желтоватые, со слюдяным блеском. Подглазные мешки землистого цвета. Кожа на щеках ноздреватая, местами в крупных оспинах…».

Перед нами результат разглядывания пожилым человеком себя в зеркале трельяжа. Не вставая с кровати, лишь «приподнявшись на локтях», сам товарищ Сталин изучает свое отражение. Я очень обрадовался – наконец-то даже зоологические ненавистницы «усатого тирана» признают – сталинский взор был предельно остр и ясен до глубокой старости вождя. Сам я и с монитора буковки не всегда разбираю, всегда тяну по-черепашьи шею поближе к экрану. А придай мне положение «приподнявшись на локтях» да заставь чего разглядеть в трельяжном зеркале, до которого минимум несколько шагов – скорее всего, и себя-то не узнаю, только кряхтеть и багроветь от натуги буду. Но я и не Сталин, чего уж тут… И трельяжа у меня нет.

Кстати, авторесса нам сообщает о сталинском трельяже дополнительную важную информацию:

«…был изготовлен по специальному заказу в мастерской Казанского оптико-механического завода и отражение давал особое, глубинное: в каком бы из углов комнаты человек ни находился, в зеркалах он полностью обозревал помещение и себя в нем с головы до пят в каждой из трех массивных граненых створок».

Ну разве что ви-фи с блупупом не было в трельяже, остальное все работало на совесть – давало граненую глубину. Шах и мат тем, кто утверждает, что Яхина очерняет Казань и казанцев. Вон какие створки делают, с нескольких метров все ноздреватости и слюдяные блески углядишь. Вся проседь в ноздрях видна будет. Надо заметить, к слову «проседь» Яхина питает милую женскую слабость – на первой же странице, помимо редкой бровной проседи, у нее будет еще густая проседь в волосах головы и пожелтевшая проседь усов. Не у самой Яхиной, конечно, а у ее героя – товарища Сталина.

Причем Сталин не просто герой рассказа. Нет, образ вождя вдохновляет и раздувает Яхину в самом что ни на есть творческом смысле, словно бегемот – лягушку в известном анекдоте.

Не секрет, что после «Зулейхи…» второй крупный текст литераторшей вымучивался и выписывался под диктовку ее кураторов и кукловодов. Поэтому и выходил с огромным трудом, примерно как Каменный Цветок у Данилы-Мастера. Впрочем, дадим слово самой авторессе:

«Так вышло, что этот роман («Дети мои» – В.Ч .) начал писаться со сталинских глав. Какое-то время я очень долго пыталась написать основную историю – историю учителя словесности Баха и его семьи, но это никак не выходило. В итоге после долгих мучительных месяцев первое, что получилось написать, это были четыре сталинские главы (на самом деле их было пять, но одну я отрезала и позже составила из нее отдельный рассказ «Юбилей»). И от этих-то сталинских глав уже пошел плясать основной сюжет».

Про пляски народов Поволжья во втором романе нашей прославленной авторессы – разговор отдельный. А нам придется принять горькую правду – мы имеем дело с отходами производства, из которых литераторша состряпала, или, как более изящно выразилась она сама: «составила отдельный рассказ». «Так вышло», понять можно.

Перо не обмакивается осуждать нормальное, здравое, рачительное отношение каждого уважающего себя большого литератора ко всему написанному. Все должно сгодится, все должно пойти в дело – знаменитый «метод бобровой запруды». Писатель-бобер Алексей Иванов создал целую запруду-роман «Ненастье» на основе огрызков и отходов текста-заказухи «Ебург», и ничего – премия «Книга года» как с куста, получите-распишитесь.