Михаил Голубков - Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара

Авторская позиция Ю. Полякова выражается использованием сниженной лексики при характеристике стилистических особенностей речи персонажей, иронических замечаний и сопоставлений: «Когда мужчина писает у незнакомого забора, он боится и озирается» [Поляков, 2016: 59], «На этом я и срубил свои первые бабки» [Поляков, 2016: 24], «козлы-потомки» [Поляков, 2016: 196].

Автор даже называет Павла «гаврошем русского капитализма» [Поляков, 2016: 20]. Из его исповеди мы узнаем, что годы его студенчества пришлись на начало 1990-х годов. «Почти отличник» [Поляков, 2016: 22], он по ночам сторожил авиационный музей под открытым небом. Обладая смекалкой и чутьем на прибыль, он додумался использовать кабины старых грузовых вертолетов как бордель, к тому же продавая парочкам водку по завышенной цене. Накопив первичный капитал, он взял в аренду вышку для прыжков с парашютом и создал кооператив «Земля и небо». Правда, пришлось бросить институт, так как «бизнес, как и настоящая любовь, захватывает целиком» [Поляков, 2016: 25]. Женился он рано, на однокурснице, забеременевшей от него, трезво рассудив, что для расширения бизнеса необходима московская прописка. Для него любовь и деньги – почти одно и то же понятие: «Любовь добывается из такого же дерьма и грязи, что и деньги. Ее так же, как и деньги, легко потерять» [Поляков, 2016: 16].

Когда Шарманов основал «Аэрофонд», возникла необходимость иметь эффектную секретаршу: «Серьезный контракт без красивой секретарши подписать просто невозможно, как нельзя его подписывать шариковой ручкой за десять центов» [Поляков, 2016: 28]. Тогда он дал объявление в газете, на которое откликнулось больше сотни женщин самых разных возрастов, профессий, внешности, навыков и умений. Всех их привлекало одно – высокая зарплата и заграничные командировки. Мало кто из них знал два иностранных языка, компьютерные программы и правила этикета. Но зато все они были одеты вызывающе: слишком короткая юбка, ажурные чулки и очень глубокое декольте. И большинство их них согласилось показать в сауне свое умение организовывать мужской досуг. В советские времена это было недопустимо, за роман с подчиненной, в частности, с секретаршей, можно было лишиться должности и членства в партии. В крайнем случае, если такое и имело место, то хранилось в глубокой тайне. С распадом Советского Союза ситуация изменилась. «Секретарша не только интимный соратник шефа, она должна быть готова в любую минуту превратиться в сексуальный подарок нужному человеку» [Поляков, 2016: 33]

Катерина с первого же взгляда потрясла Шарманова: строгий деловой костюм, волосы собраны в пучок и почти незаметная косметика. Имя (в переводе с греческого «Катерина» – «чистота») – полная противоположность ее натуре. Шарманов при виде ее почувствовал «в груди долгожданное стеснение» [Поляков, 2016: 35]. Это была Та, которую он искал всю жизнь. Она оказалась великолепным помощником и потрясающей любовницей. Шарманов называет Катерину «трахательной куклой». Он попал в эротическую зависимость от этой циничной, стервозной, жестокой женщины, стал «рабом вагинальной реальности» [ «Моя вселенная – Москва», 2014: 238].

Между ними не было духовной гармоничности: в 1990-е годы это стало совершенно лишним.

На мой взгляд, не так все однозначно… Поляков говорит лишь о нравах определенной социальной среды, сформировавшейся тогда.

Так ведь мы и говорим о том периоде и о той социальной среде. Именно тогда и в той же социальной среде потеряли смысл понятия верности, порядочности, стыда. Перефразируя известные слова Пушкина, автор с горькой усмешкой отмечает, что «начался русский блуд – бессмысленный и беспощадный» [Поляков, 2016: 116]. Сильно пострадал институт семьи, новое состояние которого писатель кратко и убедительно характеризует в следующем диалоге:

«− А я не могу принадлежать одному мужчине. Мне скучно!

− Это как раз нормально. Я тоже не могу принадлежать одной женщине. Семья – всего лишь боевая единица для успешной борьбы с жизнью. Люди вообще не могут принадлежать друг другу. Моя жена спит с охранником. Ну и что? Это же не повод, чтобы все сломать» [Поляков, 2016: 53].

Вслед за развращенностью нравов Ю. Поляков обращает внимание и на другую социальную проблему – демографическую, – ведущую к физическому уничтожению русского этноса.

В повести показано, как естественная потребность продления человеческого рода подменяется извращенной философией персонажей. Катерина сознательно отказывается от счастья материнства, так как «ребенок делает женщину беззащитной» [Поляков, 2016: 53]. В то же время, Шарманов грустно размышляет: «Ну почему мы так глупо устроены? Почему нам так хочется оставить <���…> свое подобие? Оставить для того лишь, чтобы оно лет через двадцать вот так же дрожало над своим ребенком и так же делало ради него подлости и глупости» [Поляков, 2016: 142].

Одного из персонажей повести, героя России летчика-космонавта Гену Аристова, Шарманов считал старомодным, потому что для Гены жена или подруга товарища под запретом. Возмущение Гены вызывали рассказы о том, как некоторые «новые русские», приезжая на отдых, «меняются в первую же ночь женами, как часами» [Поляков, 2016: 188].

На страницах повести Ю. Поляков затрагивает еще одну проблему – возрастающее число сексуальных меньшинств. Как призналась Катерина, с мужчинами она только ради денег, по-настоящему же ее интересуют «длинноногие брюнетки с маленькими титьками» [Поляков, 2016: 207].

Шарманов понимал, что судьба свела его со смертельно опасной женщиной, привязавшей его к себе «двойным морским узлом» [Поляков, 2016: 102]. В его любви к ней не было духовного начала. Он терпел все ее выходки, но также и жестоко мстил, наказывал. Страсть их была губительной друг для друга. «Но видит Бог, я был влюблен в нее насмерть. <���…> Любовь – это когда ты вдруг понимаешь: твоя игла зажата в кулачке вот у этой женщины. И от нее теперь зависит твоя жизнь!» [Поляков, 2016: 60]. Как известно, смерть Кощея Бессмертного таилась в игле, про эту иглу и говорит Шарманов.

Глубина страсти Шарманова подчеркивается прежде всего цитатой из психологического романа «История кавалера де Грийе и Манон Леско» аббата Прево. История роковой привязанности благородного юноши к легкомысленной блуднице вспоминается Ю. Поляковым в связи желанием возвысить своего персонажа, показав его способность любить. Однако, в отличие от переживаний де Грийе, чувства Шарманова отравлены ядом общественного разложения, но от этого они не становятся слабее.

Другое дело – избранница «нового русского». Степень ее нравственного разложения не идет ни в какое сравнение с авантюрами Манон Леско. Красивая, гордая, образованная, знающая себе цену Катерина не может жить в ладах с самой собой и с окружающими ее людьми, получая истинное удовольствие от хаоса своей жизни, гнева и ярости. Это прекрасно понимает и Шарманов, что привносит в его образ трагические оттенки. «Фирменное блюдо моей незаменимой секретарши – слоеный пирожок: один слой меда, второй − хрена» [Поляков, 2016: 65], – говорит он. Увидав на ее лице «знакомое выражение хищного восторга» [Поляков, 2016: 129], персонаж уже чувствовал, что готовится очередная подлость. Свое поведение Катерина объясняла тем, что в ней сидит «ледяной истуканчик, требующий постоянных жертв» [Поляков, 2016: 212].