Михаил Голубков - Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара

Роман имеет кольцевую композицию: страшный сон о собирании грибов повторяется в конце, но уже наяву. По звонку мобильного телефона Михаил Дмитриевич узнает, что убийство не состоялось – и получает огромное облегчение, сродни опьянению, «ту внезапную добрую слабость, какая нисходит, если на голодный желудок выпить стакан водки». У читателя возникает надежда, что именно в этот момент герой сможет ощутить возрождение подлинного в себе – но нет, Поляков безжалостно реализует метафору мертвечины и тлена, с которой начинается роман. Герой благодарит Грибного царя, огромный и красивый гриб, который, как ему кажется, спас его от преступления: «Михаил Дмитриевич с трудом повернул голову и, благодарно посмотрев на своего спасителя, нежно погладил его холодную и влажную, словно кожа морского животного, шляпку:

– Спасибо!

От этого легкого прикосновения Лесной царь дрогнул, накренился и распался, превратившись в отвратительную кучу слизи, кишащую большими желтыми червями…».

Увы, жизнь героя, человека очень современного, погруженного в социально-историческую, психологическую, ментальную среду середины нулевых годов, не имеет никакой опоры, кроме денег, которую приносят импортные унитазы. В сущности, имея по нынешнему стандарту весь большой джентльменский набор (хороший автомобиль, полную свободу в средствах, пылкую любовницу, связи в средней и высшей чиновной иерархии, без чего и бизнес – не бизнес) герой не имеет ничего, кроме денег (да и их собирается уполовинить бывшая жена с любовником). Он покупает деньгами и подхалимажем и чиновные связи, и молодую любовницу, и дочь, не задумываясь одаривая ее, а та еще и фыркает… Пустота, которая накатывает на героя романа, может разрешиться чем-то подлинным, например, встречей с Грибным царем, легенда о котором принесена из детства, но, и он, как мы уже знаем, оказывается гнилым…

Схожую ситуацию онтологической пустоты отражает и роман Евгения Гришковца «Асфальт» (2007). Вообще, это писатель, который сумел показать (возможно, и не желая этого) воистину бытийную пустоту поколения, пришедшего в первое десятилетие XXI века. Поколения, вовлечённого в погоню за фантомами (успех, карьера, обязательное переселение в Москву, если не довелось здесь родиться, поездки в Париж, вечера в суши-барах, многочасовое толчение в московских пробках), которые на самом деле являются ширмой, драпировкой пустоты, драпировкой «Ничто» в экзистенциальном его смысле. Погоня за фетишами поглощает все их жизненные силы, миражи близки и, кажется, досягаемы, но как только они растворяются в воздухе, мы видим героя Гришковца человеком несчастным и уничтоженным. В такие минуты он имеет одно желание, в сущности, вполне понятное, – качественно напиться, кое и реализует.

Герой «Асфальта», преуспевающий бизнесмен, в жизни, в общем-то, тоже не имеет ничего настоящего, кроме своего бизнеса, впрочем, более респектабельного, чем у персонажа Полякова: он не торгует иностранными унитазами, а делает по заказу ГАИ (или ГИБДД?) дорожные знаки, и эта деятельность даёт ему удовлетворение не только финансовое – он находит в ней социальные смыслы, воспринимает их как художник, творческая личность, обнаруживает вполне убедительные поводы философствовать о дорожных знаках. В остальном жизнь героя выглядит сколь респектабельно, столь и случайно. Случайны друзья, с которыми два раза в неделю нужно ходить в спортзал, а после пить какой-то прозрачный, безвкусный и очень полезный чай, хотя всем троим хочется курить. С друзьями (в общем, случайными знакомыми) связывает лишь равное отсутствие жизненных целей и интересов, суррогатом которых выступают спортзал, совместные посещения ресторанов, суши-баров и тому подобных заведений.

Гришковец мастерски закручивает сюжет романа, в основе которого – столкновения героя с подлинным, настоящим, но это не создаёт никакого событийного развития, кроме опять же реализованного желания качественно напиться. И первым таким событием становится смерть некогда очень важного человека, сестры московского друга, покровительствовавшей Мише в его первых московских шагах. Герой потерян, пытается как-то объяснить её нелепое самоубийство, мечется от следователя к другу, от друга к жене, пытается найти какие-то завязки… и не находит ничего. Так Гришковец ставит первую ловушку читательскому ожиданию. Читатель ждёт развития детективного сюжета, но он до середины романа так и не трогается с места, а затем как-то теряет остроту, забывается… Однако ближе к концу внезапно завязывается ещё один детективный сюжет, притом опасность от неких бандитских авторитетов грозит уже самому Мише – но и этот сюжет как-то просто заканчивается, так и не развернувшись. Отношения в семье могли бы стать опорой сюжета, вспыхивает даже немотивированная ревность со стороны жены, но и тут довольно скоро всё уляжется. А что делать с детьми и о чём с ними говорить по воскресным дням, Миша тоже не очень знает.

Сюжет этого романа пытался начаться несколько раз, – но так и не начался: не на чем. Не на спортзале же и не на бане его строить… Пустота…

В рассказе Гришковца «Лечебная сила сна» миражность современного бытия обретает анекдотический эффект: его герой, погружённый в цейтнотную жизнь офисного планктона, страдает хроническим недосыпанием. Он спит в московской пробке, хотя бы минуту, на совещании у начальства… Получив командировку в Париж, он составляет себе план ночной экскурсии по городу (другого времени нет), вызывает такси… и засыпает! Париж даёт ему самое важное, чего никак не давала алчная и суетливая Москва: сон! Радость и успех приходят к герою после счастливой парижской ночи, когда он сладко спал – и больше ничего… Сон как подлинность? В сущности, явление, действительно, очень важное, необходимое, но достаточное ли? Идеи, ради которой поехал герой в Париж, увы, нет. Как нет её и у подавляющего числа наших современников, которые отправляются кто в Москву, кто в разнообразные заграницы погостить, отдохнуть, поработать.

Романы онтологической пустоты – такой жанровый подзаголовок может быть дан романам о современности Юрия Полякова «Грибной царь» и Е. Гришковца «Асфальт». Есть ли из него перспектива выхода? Попытка его обрести может угадываться в художественной системе романа «Гипсовый трубач». В этом романе намечаются шаги в сторону подлинности, способной преодолеть онтологическую пустоту. Написанный уже в следующее десятилетие нашего века, он воспроизводит мироощущение человека, очнувшегося на руинах прежней цивилизации. Что сохранилось? Что вечно? Что дает силы жить дальше? И можно ли (нужно ли) строить заново? И что в этой ситуации может дать искусство и человек искусства – художник, творец? И насколько иллюзорны возможности искусства преображать жизнь?