Марина Королёва - Чисто по-русски

Несмотря на то, что слово уже давно существует в русском языке, даже на слух оно кажется иностранным. Слово пришло к нам из польского языка, хотя источник – французский. «Фармазон» – это не что иное, как franc - maçon , если буквально – «вольный каменщик». У А. Пушкина можно найти такую форму, как «фран-масон», но у него же есть и «фармазон». Помните? «Сосед наш неуч, сумасбродит; он фармазон; он пьет одно стаканом красное вино».

Видимо, простому русскому человеку слово «франк-масон» показалось малопонятным. И оно превратилось в «фармазона». «Фармазон» – не что иное, как просторечный вариант «франк-масона». Кому-то, кстати, и «фармазон» было сложно выговорить, так что была и еще одна просторечная форма того же слова – «армизон».

Что понимали под словом «фармазон» раньше? В прямом смысле, это был масон, то есть последователь масонства. А в переносном – вольнодумец, нигилист. Сейчас это слово возникает в нашей речи крайне редко, а если и возникает, то без всяких ассоциаций с масонством и нигилизмом. Просто бранное слово.

Без красного словца нам жизнь не мила! Нет бы сказать просто «выходные» – нам подавай труднопроизносимый «уикэнд». Вечеринку мы называем «пати», а самые обычные танцы – «дискотекой». Впрочем, главное при этом – понимать, что за слово произносишь, и знать, как его, собственно, произносить.

Иначе получится как со словом «феномен». Его любят ввернуть мимоходом, украсив свою речь, но почему-то чаще оно звучит как «феноме́н».

Между тем, правильно будет «фено́мен». Впрочем, нужно сразу оговориться: что значит «правильно/неправильно»? Посмотрим-ка в Орфоэпический словарь под редакцией Р. Аванесова. На первом, почетном месте там вариант «фено́мен», но дальше так: допустимо «феноме́н». Это значит, что подобное произношение вполне в рамках нормы, хотя и не очень приветствуется.

Поразительное явление; небывалый, необычный случай; необыкновенный человек – всё это мы называем словом «фено́мен». А вот из Историко-этимологического словаря П. Черных я узнала, что «феноме́н» – произношение устаревшее, то есть так говорили раньше. Всё дело в том, что в русский язык в XIX веке слово пришло из французского (phе́nomène) , а там ударение всегда на последнем слоге.

Но первоисточник, конечно, другой: греческий язык. Phainomenon /фено́менон/ по-гречески – «то, что кажется, видится». В западноевропейских языках в XVI–XVII веках этим словом обозначали сначала только небесные явления и лишь потом – всё необычное. Выходит, наше нынешнее произношение, «фено́мен», ближе к языку-первоисточнику.

Бывают слова, значение, форма и произношение которых не вызывают никаких проблем. Например, «стол»: кто изловчится сделать в нем ошибку? Это, по-моему, просто невозможно.

Но представим себе, что для кого-то стол – это не просто стол, а нечто большее. Человек с обожанием смотрит на него, пылинки с него сдувает, может даже на колени перед ним встать и сказать проникновенно, как герой чеховского «Вишневого сада» по отношению к шкафу:

– Многоуважаемый стол!

Вся эта история нам нужна, собственно, только с одной целью: понять, что такое «фетиш».

Почти у всех первобытных народов были свои неодушевленные предметы, которые они наделяли чудодейственной силой. Такие предметы были у племени или даже у отдельной семьи. Что там стол! Такую функцию могла выполнять даже какая-нибудь заячья шкурка, перевитая тряпочкой. Французы назвали это fetiche от латинского facticius (искусственный, поддельный).

Но в русский-то язык слово пришло из французского, а там последний слог всегда ударный. Так почему нам говорить «фе́тиш»? Оставим это слово таким же, каким оно к нам пришло – «фети́ш». Между прочим, в переносном значении «фетиш» – то, что является предметом слепого поклонения. «Цивилизация для них фети́ш, но недоступна им ее идея», – писал Ф. Тютчев.

Папа, который обычно работает до глубокой ночи, в кои-то веки оказался дома не очень поздно. По этому случаю ему было поручено накормить и уложить спать ребенка. С первым поручением он кое-как справился. А вот что касается второго… Он припоминает, что детям перед сном обычно рассказывают сказки. Тяжело вздохнув, папа начинает перебирать в уме фрагменты сказок своего детства. С грехом пополам дело пошло. Умиротворенное дитя даже стало закрывать глаза. И вдруг папа говорит: «Услышал это царь и задрожал всеми фибрами…».

Дочь немедленно открыла глаза:

– Что это такое – «фибры»?

Папа опешил:

– Ну, так говорят – «задрожал всеми фибрами» или «фибры моей души». Наверное, «фибры» – это поджилки.

– А «поджилки» что такое? – окончательно проснулась дочь.

– Спи уже! – рассердился папа.

На том разговор и закончился.

А стоило бы заглянуть в Толковый словарь С. Ожегова, и узнать, что «фибра» в анатомии – жилка или волокно (это в прямом смысле слова, в «специальном употреблении»). В переносном же «фибры» входит в некоторые сочетания: «дрожать всеми своими фибрами», «страх пронизывал все его фибры», «ненавидеть всеми фибрами души».

Поскольку термин изначально анатомический, можно предположить, что он взят из латыни. Так оно и есть, на это даже Толковый словарь В. Даля указывает: «фибра» – латинское слово fibra (нить, волокно). Есть и другие слова с этим же корнем. По большей части, все они имеют прямое отношение к медицине: «фиброма», «фибрилляция», «фибриноген». Впрочем, тут мы уже уходим в область, слишком далекую от языка.

Несмотря ни на какие экономические кризисы и жизненные неурядицы, мы стали путешествовать чаще и дальше, чем пару десятилетий назад. Если еще недавно географические названия были для нас по большей части просто словами, которые можно найти на карте, то теперь для многих они связаны с конкретными воспоминаниями. Произносишь, например, «Венеция» и представляешь не просто пейзаж из туристического буклета, а голубя, который уселся тебе на плечо на площади Сан-Марко. А кто-то, вернувшись из поездки в Соединенные Штаты, мимоходом скажет:

– Вот я, когда был во Фло́риде…

– Где-где? – переспрашивает собеседник.

– Во Фло́риде, – терпеливо повторяет рассказчик.

– Да почему же «во Фло́риде», – вдруг раздражается слушатель, – если правильно будет «во Флори́де»!

– Но они там все говорят «Фло́рида»! – как будто оправдывается путешественник.

– Кто, американцы?

– Да, и американцы, и наши, которые там живут.

– Вот они пусть и говорят, а мы будем говорить «Флори́да».

Действительно, мы всегда говорили «Флори́да» – даже не зная толком, где эта Флори́да находится. Более того, это было зафиксировано в словарях, которые рекомендовали именно такое ударение. Хотя в Словаре ударений Ф. Агеенко и М. Зарвы рядом с этим привычным вариантом появился в скобочках и другой: «в английском – Фло́рида». Но эта хитрость не спасает. Понятно, что в английском «Фло́рида», но как нам с русским быть?