Нурихан Киярова - Терновый венец. Рассказы об Александре Пушкине

Саша смеялся долго:

– Не иначе, как ты заразился от его словесного поноса – желудочным!..

Вечером вернулся к еще не успокоившемуся другу и произнес примирительным тоном:

– Ладно, не сердись, милый! Я тебе принес утешительный подарок. – Быстро достал листок из внутреннего кармана исписанный и измаранный исправлениями лист. – Вот! Слушай:

Бледный еще Жуковский хохотал до колик, сложившись пополам, и только всхлипывал:

– Как ты сказал? Ах—ха—ха. Кюхельбекерно? Ах—ха—ха… Ах!

Отдышавшись, вдруг спросил:

– Скажи, а при чем же здесь мой Яков?

– Да ни при чем! Это для рифмы, – тоже лучась весельем, отмахнулся зубастый Саша.

Он был страшно доволен своей выходкой и утром, явившись к барону Дельвигу, рассказал ему и поэту Евгению Баратынскому, молодому поэту, с которым Антон снимал жилье, об этом курьезном случае.

Дельвиг тоже знал способность Кюхельбекера вести нескончаемые нудные разговоры и неумение вовремя откланяться – сам страдал от них немало!

– А, ну-ка, повтори нам ещё раз эпиграмму! – попросил он, смеясь.

Долго они потом потешались, вспоминая нелепые выходки Вили, рассказывая о них Евгению и хохоча до упаду…

Пробыл у друзей Саша часа два и убежал. По дороге домой понял, что больше всего он любит бывать у Тоси. Дельвиг, после окончания лицея, был определен в департамент горных и соляных дел, где в основном развлекал сослуживцев веселыми историями и анекдотами, не особо вникая в работу и получая крохи. Вот почему у них с Евгением в комнате было пусто, да и еды почти никогда не бывало. Но всё же у них весело и беспечно…

Саша Пушкин еще не знал, что после его ухода, поздно вечером, в дверь Тоси и Жени раздалась сердитая барабанная дробь и в их маленькую комнатку ворвался страшный Кюхля: голова всклокочена, щеки горят, он размахивает длинными руками и не может начать говорить – от возмущения.

Женя бросился к нему в тревоге:

– Виля! Виля! Что с тобой?

– Со мной? Со мной – ничего! – Повернулся к Дельвигу: – Тося! Передай Французу, что я вызываю его на дуэль. А ты будешь моим секундантом!

– Какую дуэль? Ты с ума сошел!?

Но Кюхельбекер только раздраженно и беспорядочно размахивал руками и бормотал:

– К черту, к черту!

– Виля, ну, подожди! Ты же можешь убить его – надежду России!.. – в голосе Дельвига задрожал страх.

– Donnerwetter! Доннерветтер! (Черт подери!) Не хочу ничего слушать!.. И не старайся!

Долгие уговоры Дельвига и Баратынского ни к чему не привели и утром Антону пришлось идти к Саше с неприятной миссией и выложить условия Кюхли…

И вот друзья стоят у какого-то недостроенного склепа на Волковом поле и ненавидяще сверлят друг друга глазами. Но, спустя минуту, Сашка не удержался: нельзя было без смеха видеть, как Кюхля целится, – и он прокричал с улыбкой Дельвигу:

– Тося! Становись на мое место – здесь безопаснее всего!

Кюхля от бешенства затрясся, молниеносно сделал круг вполоборота, и – раздался выстрел…

Дельвиг схватил свою фуражку в руки и с удивлением стал рассматривать на ней дырочку – Кюхля умудрился прострелить ее и не задеть его самого!..

Александр, который тоже не ожидал такой прыти от неуклюжего Кюхли, опомнился и начал громко хохотать, а потом, бросив пистолет, подбежал к посрамленному другу и стал обнимать его со словами:

– Послушай, Кюхля! Говорю тебе без лести: ты стоишь дружбы без эпиграммы. Но пороха ты не стоишь, ей богу!

Пристыженный всем происшедшим, Кюхля в ответ обхватил его неловкими руками, и они принялись шутливо мутузить друг друга. Сашка, смеясь, вывернулся из его объятий и сделал сальто, как бывало в лицее, когда его переполняли радостные чувства…

Жанно Пущин, которому Антон вечером рассказал о дуэли друзей, рассердился не на шутку:

– Тося, скажи, ты думал, что поощряешь преступление? А если бы Виля на самом деле убил Француза?! Сашка, знаю, никогда бы не стал стрелять в него! Ты понимаешь, что Виля, из глупой гордости, застрелил бы будущее, вду-май-ся! будущее нашей российской поэзии! Ты понимаешь, что вы, два оболтуса, чуть не натворили!?

Дельвиг виновато сопел курносым носом. Он знал, что Жанно прав: он – серьезный человек, чуждый светских развлечений, целеустремленный и уравновешенный. Не то, что они – все вместе взятые. И всегда был таким. Он и сейчас серьезно служит…

Жанно перебил его мысли:

– Но, знаешь, Антон, ты, оказывается, еще более безрассуден, чем те двое. Тебе надо было приложить усилия не к тому, чтобы состоялась дуэль, а к тому, чтобы ее предотвратить. Эх, ты!.. Как же истребить в нас это ложное чувство чести!?

Разошлись очень недовольные друг другом, не зная, что будут у их друга дуэли, и не одна, и не две, о которых даже они и не будут знать…

На Фонтанке рядом жили Модест Корф и Александр Пушкин- бывшие лицеисты, не дружившие и в лицее.

Однажды между ними даже чуть не произошла дуэль из-за Никиты, дядьки Александра с малых лет, который забрался в дом Корфа, чтобы побить его лакея.

Никита вспомнил об этом случает в тот момент, когда к Пушкиным домой пришел человек с бегающими глазами и неприятным лицом. Этот шпион хотел его подкупить, прося отдать ему, ни много, ни мало – бумаги его молодого барича!

С достоинством отвернувшись от предложенных ему денег этим неприятным человеком, он сплюнул себе под ноги. «Откуда может знать этот недостойный шпик, похожий на лису, про благородство моего молодого барина, который не задумываясь, вызвал на дуэль барона Корфа —за то, что тот меня побил, когда я, кх-м-м! немного в подпитии, пытался выяснить отношения с его камердинером в передней у него?!

Если бы я тогда знал, что барчук вызовет барона на дуэль из-за меня, я бы ему тогда и не жаловался!». —Никита гордо поднял голову: барчук тогда, немедленно загоревшись, послал вызов обидчику своего слуги!

Это потом только он подобрал скомканную бумажку, выкинутую хозяином в сердцах, и полюбопытствовал-подсмотрел, что ответил барон на тот вызов. На бумаге твердым красивым почерком было написано: «Не принимаю Вашего вызова из-за такой безделицы не потому, что вы – Пушкин, а потому, что я – не Кюхельбекер…»

Александр Пушкин вспоминал чувства, которые его обуревали, когда хотел подраться с майором Денисевичем. Он хотел удовлетворения, чтобы поставить на место зарвавшегося майора. Только жажда мести – и никакого страха! Дуэль – вот решение всех спорных вопросов.

Ссора встала перед ним так живо, как будто это происходило только вчера. Всё ведь вышло из-за пустяка! Он в театре случайно оказался рядом с Денисевичем и, недовольный игрой, сначала зевал, потом шикал на артистов, потом, не выдержав их гадкой игры и крикнул: «Несносно»!