Елена Чиркова - История капитала от «Синдбада-морехода» до «Вишневого сада». Экономический путеводитель по мировой литературе

Лидия, уйдя от Василькова, за несколько дней снова понаделала долгов, да таких, что ей светит долговая яма. Ей некуда идти, кроме как обратно к Савве Геннадичу. Тот отчитывает боящуюся ямы жену: «В яму попадают и честные люди, из ямы есть выход. …Больше надо бояться той бездонной ямы, которая называется развратом... Ты боишься ямы, а не боишься той пропасти, из которой уж нет возврата на честную дорогу?» (Я стараюсь быть объективной, но сама Островского не люблю – именно за прямое морализаторство.)

Васильков принимает ее, но уже на своих условиях – отправляет на воспитание в деревню к матушке, за погребом следить. А Телятев набирается наглости еще и денег у Василькова попросить:

Ты не хочешь ли мне денег дать взаймы? Не давай, не надо. <���…> Москва, Савва, такой город, что мы, Телятевы… в ней не погибнем. Мы и без копейки будем иметь и почет, и кредит. Долго еще каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем и пьем шампанское на его счет.

Это последняя сцена пьесы, Островский не сообщает нам, разжалобила ли таким образом изложенная просьба русского купца и как сложилась дальнейшая жизнь Телятева. Но из более поздних произведений – романа Боборыкина «Василий Теркин», увидевшего свет в 1892 году, и пьесы Чехова «Вишневый сад», вышедшей в 1903 году, можно понять, что жить за чужой счет таким людям осталось недолго.

Василий Теркин, главный герой одноименного романа, – постепенно встающий на ноги нижегородский купец простого роду. В детстве он перетерпел много издевательств, виной чему, как он считает, было его низкое социальное происхождение. Он не только вырос в деревенской, до 1861 года – крепостной семье, но был еще и подкидышем. И он, и его неродной отец проходили через унизительную процедуру порки розгами местными властями: младших пороли за дисциплинарные провинности, а взрослых – за малейшие недоимки. Еще Теркину пришлось полежать в психбольнице: он «косил» под «дурика», чтобы избежать более тяжких наказаний за шалости.

И вот тридцатилетний Теркин возвращается в родные края в ранге состоятельного купца и представителя, «главного воротилы» крупной компании, где он – еще и один из главных акционеров. Он собирается покупать пару «лесных дач»{Произведение цитируется по: [Боборыкин . 1993а].} – на языке того времени лесных участков – у разорившихся дворян, для себя и для компании. В отличие от героев Островского, пиетета перед дворянами у него нет совершенно никакого, как говорится, и по субъективным (тяжелое детство при крепостном режиме), и по объективным (больно уж эти дворяне неприглядны) причинам. С Теркиным Телятеву из «Бешеных денег» было бы надеяться не на что.

В родном уезде одну «дачу» продает некий Низовьев, очень состоятельный в прошлом помещик. Сейчас он беспробудно кутит в Париже и спускает на любовниц все нажитое поколениями имущество.

У него до сорока тысяч десятин лесу, по Унже и Волге, в двух губерниях. Каждый год рубит он и сплавляет вниз, к Василю, где съезжаются лесоторговцы – и все, что получит, просадит в Париже, где у него роскошные палаты, жена есть и дети, да кроме того и метреску держит. Слух идет, что какая-то – не то испанка, не то американка – и вытянула у него не одну сотню тысяч не франков, а рублей.

– …Сюда будет в скором времени… И торопит с таксаторской (то есть землемерной. – Е.Ч. ) работой... той дачи, что позади села Заводного; туда к урочищу Перелог.

– Продавать совсем хочет? – спросила Павла (Павла Захаровна – сестра следующего героя. – Е.Ч. ). <���…> Целую дачу продает?..

– Да-с, около шестнадцати тысяч десятин.

– Заложены?

– Как следует. Поэтому-то и нельзя в них произ водить порубок. <���…> Банк следит довольно строго.

– Эх, батюшка, все нынче проворовались!

– Павел Иларионович на это не пойдет. Он очень такой... джентльмен. А продавать ему пришлось...

– Для метрески?..

– <���…> Та дама, которая ему обошлась уже в миллион франков, выстроила себе отель... <���…> С отделкой отель обошелся в два миллиона франков... Он там, в этом отеле, поблаженствовал месяц какой-нибудь – и в одно прекрасное после обеда муж вдруг поднимает бурю.

– Какой муж? – стремительно перебила Марфа (сестра Павлы Захаровны. – Е.Ч. ).

– Ее муж, Марфа Захаровна. Она замужем и даже титулованная. <���…>

– И муж его вытурил?

– Вы отгадали, Павла Захаровна.

– А платить-то ему приходится за отель и всю отделку?

– Совершенно верно.

Теркин прикидывает, во что обойдется Низовьеву распутная жизнь: «Если его парижская любовница – графиня – стоила ему два миллиона франков, то на нее уйдут все его не проданные еще лесные угодья, покрывающие десятки тысяч десятин по Волге, Унже, Ветлуге, Каме!».

Второй продавец, Иван Захарыч Черносошный, – одного поля ягода с Низовьевым, только птица более низкого полета. У него были жена и любовница, законная и две незаконные дочери. Оба имения, где есть еще и доли сестер, заложены. Сестрам, Павле и Марфе, он должен. Иван Захарыч решает заложить последнее – лесную дачу, но не тут-то было:

Банк оценил ее слишком низко. Но денег теперь нет нигде. Купчишки сжались; а больше у кого же искать? Сроки платежа процентов по обоим имениям совпадали в конце июня. А платить нечем. До сих пор ему устраивали рассроч ки. В банке свой брат – дворянин. И директор – пред седатель, и двое других – его товарищи.

Но там что-то неладно. В городе заехал он к предводителю, своему дальнему родственнику... <���…> Предводителя он нашел в сильном расстройстве. Он получил известие, что в банке обнаружен подлог, и на сумму в несколько десятков тысяч.

Мошенничество, которым занимается банк, вполне современное. Своим да нашим ссуды выдаются в размерах, существенно превышающих залоговую стоимость имений, которыми они обеспечены: «По двум имениям, назна ченным в продажу, ссуда оказалась вдвое больше сто имости. Оба имения – двоюродного брата старшего директора». (Финансовый кризис в России 2008 года вскрыл примерно такие же схемы в нескольких отечественных банках, да и причины ипотечного кризиса в США заключались в том же.) Дело раздула пресса, местная и столичная, в итоге «в городе началась паника, вкладчики кинулись брать назад свои деньги с текущих счетов и по долгосрочным билетам, по которым банк платит шесть процентов. Нечего и думать выхлопотать отсрочку».

Передряга в банке аукнулась и самому предводителю, поэтому он в растрепанных чувствах.

У него имение заложено – “да у кого есть незаложенное имение?” (курсив мой. – Е.Ч. ) – но давным-давно, еще отцом его, в одном из столичных банков; а недавно он, получив добавочную сумму, перезаложил его в дворянский центральный банк. И эти деньги он уже прожил. Живет он чересчур шибко, с тех пор как связался с этой бабенкой, бывшей женой акцизного чиновника. Он ее развел, мужу-“подлецу” заплатил отступного чуть не сорок тысяч; развод с венчанием обошелся ему тысяч в десять, если не больше. За границу она его увезла; целых полгода они там путались, в рулетку играли. Франтиха она самая отчаянная. По три дюжины у нее всего нижнего белья и обуви, и все шелковое, с кружевами; какого цвета рубашка, такого и чулки, и юбка. Даром что бывшая жена акцизного, а смотрит настоящей французской кокоткой. И вот, с самого своего предводительства, третий год он с ней так мотает. В Москву ездят чуть не каждый месяц, и непременно в “Славянском базаре” отделение берут. В уездном городишке умудряются проживать на одно хозяйство больше пятисот рублей в месяц.