Илья Франк - Английский язык с Э. Хемингуэем. Снега Килиманджар

He had been contemptuous of those who wrecked (он презирал тех, кто сгибается /под ударами жизни/; contemptuous — презрительный; пренебрежительный; contempt — презрение ). You did not have to like it because you understood it (ему не должно было это нравиться, потому что он понимал это). He could beat anything, he thought (он сможет справиться с чем угодно, думал он; to beat — бить, колотить; побеждать; превосходить ), because no thing could hurt him if he did not care (потому что ничто не сможет причинить ему боль, если он не придает /этому/ значения; to care — беспокоиться, волноваться; проявлять интерес ).

All right. Now he would not care for death (хорошо = значит , сейчас он не станет придавать значения смерти). One thing he had always dreaded was the pain (единственное, чего он всегда боялся, — это боли). He could stand pain as well as any man (он мог выносить боль как мужчина: «так же хорошо, как = не хуже, чем какой угодно мужчина»), until it went on too long (пока = если только она не продолжалась слишком долго), and wore him out (и /не/ изматывала его; to wear out — изнашивать; изнурять, изматывать ), but here he had something that had hurt frightfully (но здесь = в этот раз мучения были ужасны: «у него было то, что болело ужасно») and just when he had felt it breaking him, the pain had stopped (и когда он уже чувствовал, что это = боль его сломит/победит, она прекратилась).

repetitious ["repI'tISqs], glamorous ['glxmqrqs], wreck [rek], contemptuous [kqn'tempCVqs], dread [dred]

"You tell them why," he said.

"Why what, dear?"

"Why nothing."

She didn't drink so much, now, since she had him. But if he lived he would never write about her, he knew that now. Nor about any of them. The rich were dull and they drank too much, or they played too much backgammon. They were dull and they were repetitious. He remembered poor Julian and his romantic awe of them and how he had started a story once that began, "The very rich are different from you and me." And how some one had said to Julian, Yes, they have more money. But that was not humorous to Julian. He thought they were a special glamorous race and when he found they weren't it wrecked him just as much as any other thing that wrecked him.

He had been contemptuous of those who wrecked. You did not have to like it because you understood it. He could beat anything, he thought, because no thing could hurt him if he did not care.

All right. Now he would not care for death. One thing he had always dreaded was the pain. He could stand pain as well as any man, until it went on too long, and wore him out, but here he had something that had hurt frightfully and just when he had felt it breaking him, the pain had stopped.

He remembered long ago (он вспомнил давний случай) when Williamson, the bombing officer, had been hit by a stick bomb (когда Уильямсон, артиллерийский офицер, был ранен ручной гранатой; bomb — бомба; мина /миномета/; ручная граната; stick — палка /немецкие гранаты имели рукояти/; to hit — ударять; поражать ) some one in a German patrol had thrown (которую бросил кто-то из немецкого патруля) as he was coming in through the wire that night (когда он перебирался через проволоку = проволочное заграждение) and, screaming, had begged every one to kill him (и он кричал, умолял всех, чтобы его пристрелили) . He was a fat man (он был толстяк) , very brave, and a good officer (очень храбрый и хороший офицер) , although addicted to fantastic shows (хотя и склонный к позерским выходкам; to addict — предаваться /чему-либо, обыкн. плохому/, увлекаться, быть заядлым любителем чего-либо; show — показ, демонстрация; внешний эффект ) . But that night he was caught in the wire (но той ночью он был опутан проволокой; to catch — ловить; поймать; захватывать; зацепить ) , with a flare lighting him up (его осветил прожектор; flare — вспышка; яркий, неровный свет, сверкание ) and his bowels spilled out into the wire (и его внутренности вывалились на проволоку; to spill out — выливать/ся/; высыпать/ся/ ) , so when they brought him in, alive (так что когда они его забирали, живого) , they had to cut him loose (пришлось вырезать его /оттуда/; loose — свободный, несвязанный; to cut loose — освобождать при помощи режущего или рубящего инструмента ) . Shoot me, Harry (пристрели меня, Гарри) . For Christ sake shoot me (ради Бога, пристрели меня) . They had had an argument one time (как-то раз у них зашел разговор; argument — спор; обсуждение ) about our Lord never sending you anything you could not bear (о том, что Господь никогда не посылает того, что ты не сможешь вынести) and some one's theory had been (и у кого-то была теория = кто-то защищал теорию) that meant that at a certain time the pain passed you out automatically (что: «которая подразумевала/означала, что» в определенный момент человек теряет от боли сознание: «боль автоматически заставляет тебя потерять сознание»; to pass — идти; проходить; to pass out — терять сознание; умирать ) . But he had always remembered Williamson, that night (но он навсегда запомнил Уильямсона = что было с Уильямсоном в ту ночь) . Nothing passed out Williamson (Уильямсон не терял сознание: «ничто не выводило его из сознания») until he gave him all his morphine tablets (пока он не отдал ему все свои таблетки морфия) that he had always saved to use himself (которые давно приберегал для себя: «чтобы использовать самому») and then they did not work right away (да и они подействовали не сразу) .

bombing [bOmIN], patrol [pq'trqVl], morphine ['mLfJn]

He remembered long ago when Williamson, the bombing officer, had been hit by a stick bomb some one in a German patrol had thrown as he was coming in through the wire that night and, screaming, had begged every one to kill him. He was a fat man, very brave, and a good officer, although addicted, to fantastic shows. But that night he was caught in the wire, with a flare lighting him up and his bowels spilled out into the wire, so when they brought him in, alive, they had to cut him loose. Shoot me, Harry. For Christ sake shoot me. They had had an argument one time about our Lord never sending you anything you could not bear and some one's theory had been that meant that at a certain time the pain passed you out automatically. Bui he had always remembered Williamson, that night. Nothing passed out Williamson until he gave him all his morphine tablets that he had always saved to use himself and then they did not work right away.

Still this now, that he had, was very easy (но то, что с ним сейчас, совсем не страшно; easy — легкий; необременительный; не вызывающий неприятных ощущений ); and if it was no worse as it went on (и если не станет хуже, чем сейчас; to go on — идти дальше; продолжать/ся/; идти, происходить ) there was nothing to worry about (/то/ не о чем беспокоиться). Except that he would rather be in better company (разве что он предпочел бы находиться: «охотнее был бы» в лучшей = более приятной компании; except — исключая, кроме; rather — лучше, охотнее, предпочтительнее ).

He thought a little about the company that he would like to have (он подумал немного о людях, которых хотел бы сейчас видеть: «о компании, которую он хотел бы иметь»).

No, he thought, when everything you do, you do too long (когда ты все делаешь слишком долго: «когда все, что ты делаешь, ты делаешь слишком долго»), and do too late (и слишком поздно), you can't expect to find the people still there (нельзя ожидать, что найдешь людей на том же месте: «найти людей все еще там»). The people all are gone (люди все разошлись). The party's over (вечеринка закончилась) and you are with your hostess now (и ты теперь /один/ с хозяйкой).

I'm getting as bored with dying as with everything else (мне так же надоело умирать, как и все остальное; to bore — надоедать; bored — скучающий, to get bored — заскучать ), he thought.

"It's a bore (как же это надоедает; bore — скука )," he said out loud (сказал он вслух; loud — громко; out loud — вслух ).

"What is, my dear (что /надоедает/, милый)?"

"Anything you do too bloody long (все, что делаешь слишком долго)."

He looked at her face between him and the fire (он посмотрел на ее лицо /находившееся/ между ним и костром). She was leaning back in the chair (она откинулась назад на стуле = на спинку стула) and the firelight shone on her pleasantly lined face (и свет от костра падал: «светил» на ее лицо, покрытое милыми морщинками: «приятно морщинистое лицо»; line — линия, черта; морщина ) and he could see that she was sleepy (и он увидел, что она сонная). He heard the hyena make a noise just outside the range of the fire (он услышал, как едва за пределами пространства, освещенного костром, завыла гиена; to make a noise — создавать шум; издавать /характерные/ звуки /о животном; range — ряд, вереница; линия, направление; протяжение, пространство; пределы; область действия; досягаемость ).