Валерий Пестерев - Модификации романной формы в прозе Запада второй половины ХХ столетия

В романной прозе последних десятилетий реально-достоверная форма на новом уровне воплощает общехудожественное свойство — синтез. Не столько разных жизнеподобныхприемов, сколько симбиоз «достоверных» форм и условных. Это одна из линий метаморфозы этой формы в современном романе. Вторая связана с обретением этой формой новых свойств, благодаря утвердившемуся в прозе Запада лирическомутипу романа, о котором, по словам В.Д. Днепрова, «можно и должно говорить как о законном направлении современного романа» [291] Днепров В.Д. Указ. соч. — С. 146. .

«Моя задача состоит не в том, чтобы обновить форму, а в том, чтобы в возможно более традиционную, сохранившуюся, надежную форму облечь содержание, не обладающее ни одним из этих качеств» [292] Tournier M. Le Vent Paraclet. — P., 1977. — P. 190. . В этом признании одного из значительнейших современных писателей Франции Мишеля Турнье заключен главный принцип его художнической работы с формой. И неизменность его просматривается от первого романа, «Пятница, или Тихоокеанский лимб» (1967), до последнего на сегодняшний день — «Элеазар, или Источник и Куст» (1996).

Однако Турнье-художник вызывает интерес не только потому, что, не принимая явных формальных экспериментов, остается верен классической романной форме. А именно потому, что он, являя образец приверженности традиционной форме и одновременно восприимчивый к новым и актуальным веяниям, не только философской мысли, но и эстетическому духу современной эпохи, создает реально-достоверную форму, которая отражает те кардинальные изменения и свойства, которые в целом характерны для нее во второй половине ХХ века.

Явна определенная неслучайность в том, что, к каким бы аспектам творчества Турнье ни обращались исследователи, они не только никогда не минуют первого романа писателя, но именно «Пятница, или Тихоокеанский лимб» вызывает пристрастный неизменный интерес [293] См., например: Salkin Sbiroli L. Michel Tournier: la séduction du jeu. — Genève; Paris, 1987; Merllié F. Michel Tournier. — P., 1988; Bouloumié A. Michel Tournier: Le roman mythologoque suivi de Questoin à Michel Tournier. P., 1988; Davis C. Tournier M. Philosophy and Fiction. — Oxford, 1988; Попов Ю.И. Стилевые традиции робинзонады в романе М. Турнье «Пятница, или Лимбы Тихого океана» / / Стилистические исследования художественного текста. — Якутск, 1988. — С. 62—68; Ржевская Н.Ф. Мишель Турнье // Французская литература. 1945—1990. — М., 1995. — С. 666—677; Асанова Н.А., Смирнов А.С. Философский роман Мишеля Турнье. — Казань, 1997. . Объясняется это тем, что, написанный уже зрелым художником, этот первый опубликованный роман концентрирует в своем тексте, фактически, все, что воспринимается как мировидениеТурнье и поэтикаего прозы. И пожалуй, именно это произведение, как и последующие — получивший Гонкура «Лесной царь» и «Метеоры», отличается многоуровневостьюроманной формы. Она возникает как синтез разных начал — в первую очередь жизнеподобных и условных форм во множестве их проявлений. Но степень синкретизма и симультанностиэтого художественного синтеза столь высока, что невозможно осмысление романной формы Турнье как целого попеременно в разных аспектах. И только единовременность разноаспектного анализа приближает к чувству этой разностильной формы, постоянно балансирующей на стыке жизнеподобного и условного. Ведь и писательский метод Турнье чрезвычайно близок структурно-антропологической методологии К. Леви-Строса [294] О влиянии К. Леви-Строса на Турнье см.: Асанова Н.А., Смирнов А.С. Указ. соч. — С. 45—52. (под руководством которого Турнье занимался в Музее человека в течение двух лет и о значительном влиянии которого многократно заявлял сам писатель) — синхронный срез культуры (жизни) как многоуровневого целостного образования.

Хотя, в отличие от Д. Дефо, имя Робинзона не фигурирует в названии романа Турнье, тем не менее, подобно Дефо, «Пятница» Турнье — история Робинзона. Можно сказать, соблюдая правила традиционного повествовательного канона, Турнье создает связной сюжет, в котором четко обозначена событийная схема. Составляющие сюжет ситуации, причинно-следственно связанные между собой ходом событий, последовательно — от завязки к кульминации и развязке — сменяют одна другую. Обживание Робинзоном острова; надежда на возвращение и утрата ее — цивилизаторская деятельность Робинзона — отношения героя Турнье со Сперанцей, как любовно он называет остров — жизнь с Пятницей, внезапно вторгшимся в одинокое существование Робинзона — пороховой взрыв, сметший созданную Робинзоном островную «цивилизацию» — природное существование; обретенный Робинзоном культ Солнца — внезапное появление «Белой птицы» и возможность возвращения на родину — отказ; бегство Пятницы на «Белой птице» и обретение Робинзоном юнги, сбежавшего к нему на Сперанцу с судна. Как видим, проступающие здесь особенности сюжетосложения «Пятницы» Турнье согласуются со стремлением авторов традиционного романа «изображать историю своих героев с внешней полнотой, с соблюдением хронологической последовательности и с упором на значительные, поворотные в жизни героев внешние события» [295] Ауэрбах Э. Указ. соч. — С. 538—539. .

В просматривающемся через эту схему характере трансформации литературно-мифологического сюжета явен свой, особый подход Турнье к «обработкам»: «Я люблю обращаться к историям, которые всем хорошо известны. Но в этом заключается своего рода игра, которая состоит в том, чтобы, с одной стороны, сохранить букву этой истории, не переворачивая ничего с ног на голову, с другой стороны, рассказать нечто совсем другое» [296] Magazine littéraire. — 1986. — № 226. — P. 22. . «Иное» в известной истории достигается введением новых событий, новых мотивов, переосмыслением известного, подчас парадоксальным видением и способом изображения «общих мест» и «прописных истин».

Очевидно и то, что события в романе Турнье, их группировка и развитие, организуются подобно мифологической цикличности, ибо романная история Робинзона — это цикл с присущей мифу и акцентированной автором повторяемостью. В основе сюжета мотив инициации, которая, относительно истории Дефо, — посвящение «наоборот»: не Робинзон приобщает Пятницу к цивилизации, а туземец посвящает цивильного англичанина в иную, истинную, естественную и космологическую жизнь «культа Солнца». Романное изображение истории Робинзона как завершенного цикла, но и открывающего новую ситуацию в циклической повторяемости высвечивает «сильная позиция текста» — финал. Вечное «рассветное мгновение начал» [297] Общепринятая идея «мифологической цикличности», думается, не нуждается в особом обосновании. Вместе с тем в данном контексте важна резюмирующая ее мысль М. Элиаде: «…в мире не происходит ничего нового, ибо все есть лишь повторение тех же изначальных архетипов… Это повторение… бесконечно удерживает мир в одном и том же рассветном мгновении начал» (Элиаде М. Космос и история. — М., 1987. — С. 91). , когда Робинзон вместе с ясноглазым юнгой созерцает восход солнца, передается с мистическим пафосом повторяющегося первооткрытия: «Ослепительный свет облек тело броней неуязвимой молодости, охватил лицо непроницаемой медной маской, на которой алмазами сверкали глаза. И наконец Бог-Светило разметал по небосклону всю свою огненную гриву под всплески медных кимвалов и ликующие вопли труб. Золотые отсветы легли на волосы мальчика» (301—302) [298] Цитаты даются по изданию: Турнье М. Пятница, или Тихоокеанский лимб. — М., 1992. Здесь и далее страницы указаны в тексте работы. . И череда повторений усилена в финале (с авторской игровой иронией [299] В вопросе о возможности пародирования известных текстов Мишелем Турнье, думается, следует придерживаться точки зрения писателя, который в «Дуновении Параклета» пишет о необходимости отличать пародию, которая представляет собою обыкновенный пастиш, и пародию, возвышающуюся до квинтэссенции произведения или жанра, на которые ориентируется. И более важным, «главным в литературном произведении» считает «юмор» и «прославление», «ознаменование» («l'humour et la célébration»). Называя свой юмор « белым юмором », Турнье главное его свойство видит в том, что он «в более чистом виде метафизический и космический». См.: Tournier M. Op. cit. — P. 190, 192. ) наречением юнги с эстонским именем Яанн Нельяпаев «Четвергом».