Владимир Новиков - Новый словарь модных слов

Официальная культура постоянно боролась с «жопой», а культура народная норовила ее всем показать. Это видно даже в детском фольклоре, где вместо пресной запевки: «Здравствуй, дедушка Мороз!» родилось бесшабашное «Здравствуй, жопа Новый год!»

Грандиозный скандал разгорелся в 1971 году, когда в русском переводе вышел роман Ивлина Во «Пригоршня праха». Там есть сцена, где конюший поучает маленького аристократа, свалившегося с пони: «Просто ты распустил ноги, едри их в корень, и сел на жопу». Так и было напечатало, без точек, черным по белому. Начальство озверело и крепко всыпало издателям по тому самому месту. А высококлассную переводчицу надолго лишили работы. Вот какой ценой приходилось платить за правду жизни и верность оригиналу!

Но все это в прошлом, а сейчас вышедшая на свободу «жопа» не так уж часто используется в речи для обозначения соответствующей части тела. Для этого подойдут и «задница», и «попка», а в контексте медико-анатомическом — «ягодицы». Нет, это сейчас вырывается как вопль души, как выражение полного отчаяния: «Ну, жопа!» Или: «Ну, полная жопа!» Так выругается человек, оказавшийся в провале, в осаде, в безнадежном положении.

Нередко так восклицаем мы и во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах нашей родины. Когда-то Россия претендовала на то, чтобы стать Третьим Римом, развернувшимся на просторах Евразии. Но не Евразия у нас получилась, вывернулось все наизнанку и вышла — «Азиопа», как острят некоторые интеллектуалы. И в этом ироническом словечке, конечно же, проступают округлые очертания ее, родимой. Той, в которой еще долго суждено нам пребывать.

Это слово можно назвать послом французского языка в России, ибо только в нем, согласно орфоэпической норме, полагается смягчать «ж» — так, как это делают парижане. У нас даже имя писателя Жюля Верна разрешается произносить двояко — с мягким и с твердым шипящим звуком («Жюль» и «Жуль»), а вот по поводу «жюри» авторитетные словари строго предупреждают: « не жу».

Но послушаем радио— и тележурналистов, почти каждый день извещающих нас о результатах каких-нибудь конкурсов и фестивалей. В их речи неправильное «жури» то и дело берет верх. Может быть, пора изменить норму, привести ее в соответствие с реальностью? В 2000 году мне довелось обсудить этот вопрос в беседе с крупнейшим отечественным языковедом Михаилом Викторовичем Пановым (1920–2001). Панов был в филологии отважным новатором, если угодно — научным авангардистом. Еще в 1964 году он предлагал довольно радикальные поправки к русской орфографии, напугавшие тогда некомпетентную публику. А в вопросах произношения он часто сохранял верность старине: так, мягкость "ж" в слове «жюри», по его мнению, следует законсервировать: наше произношение непрерывно изменяется, но специально торопить эти изменения не стоит.

И потом согласитесь: «жури» звучит как-то некрасиво, по-плебейски, а «жюри» — так аристократично, утонченно. «Жури» — это из речи человека толпы, который только и может что пассивно озвучить решение какого-нибудь жюри (да еще исказив по невежеству имена лауреатов). Человек же, произносящий «жюри» с по-старинному, — это эксперт, знаток. Решение любого жюри он прокомментирует в высшей степени профессионально, а порой может и предсказать. Да он и сам не раз бывал членом весьма солидных жюри.

«Послушайте! Ведь если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?». Пожалуй, это самая популярная цитата из Маяковского. И, согласно дальнейшему тексту легендарного стихотворения, звезды зажигает своей «жилистой рукой» не кто иной, как Бог.

А теперь нас потчуют телевизионной программой под названием «Звезды зажигают». Речь там идет о том, как звезды шоу-бизнеса развлекаются, кутят, скандалят. Такое жаргонное значение появилось у старого глагола.

Появилось — значит, это кому-нибудь нужно. Молодежи нужно сбросить избыточную энергию, потусоваться на шумных дискотеках, среди нервных сполохов пронзительного электрического света, который теперь жаргонно называют «автогеном». «Богатеньким буратинам» нужно избавиться от лишних денег. Тоже ведь проблема. Налоги в нашей стране умеренные, возможности разумного инвестирования капиталов невелики, стабильность и безопасность гарантированы чисто риторически. Когда-то российские купчики в преддверии и предчувствии революционных бурь спускали нажитое, разбивая дорогие зеркала в ресторанах и купая дамочек в шампанском. Тогда это называлось «прожигать жизнь». «Зажигать» — слово того же корня.

Способы «зажигания» разнообразны. Разогнать бешеную скорость на дорогом «Феррари» и тупо разбить его о парапет набережной в Каннах. Привезти на альпийский курорт батальон из русских красавиц и схлопотать оскорбительный привод во французскую полицию по подозрению в сутенерстве. В день рождения малолетнего наследника нанять известную примадонну, чтобы она с деланной улыбкой на лице пропела «Happy birthday to you!» будущему шалопаю и наркоману. Или даже пригласить на вечеринку за сколько-то миллионов «зелеными» певца типа Джорджа Майкла.

«Зажигают» люди. Их деньги, их власть. Морализировать тут наивно. Но чисто филологически можно посмотреть и на слово, и на обозначаемый им процесс с точки зрения вечности. Долго ли продержится в русском языке такое значение глагола «зажигать»? Нет, конечно. В обозримом времени забудут люди и словечко, и имена активных «зажи-гателей». Никто не станет перечитывать светские хроники наших лет. Забудут и Майкла Джорджа — простите, Джорджа Майкла, и того, кто щедро тратился на него.

Были, были когда-то в России бизнесмены другого склада. Разбирались в искусстве. Ни за что не заказали бы портрет Александру Шилову. В дом, где висят картины Никаса Сафронова, они бы ногой не ступили. Зато без чужой подсказки оценили и русских передвижников, и французских импрессионистов. Поддержали их, говорили с ними на равных. Павел Третьяков зажег звезды Крамского и Верещагина. Сергей Щукин зажег звезду Матисса. Зажгли на века…

Слово-космополит, надежно укоренившееся в русском языке. В первый раз латинское «imago», означающее «образ, вид», пробовало к нам въехать с французским паспортом и под именем «имаж». В начале двадцатых годов существовала группа по-этов-имажинистов, сделавших ставку на самоцельную и ошеломляющую образность. Входил в эту компанию Есенин, чью причастность к имажинизму можно доказать такими, например, неотразимыми строками: «Розу белую с черной жабой я хотел на земле повенчать».

Сегодня столь немыслимую задачу перед собой не поставил бы никто, в том числе и стихотворец. Розу с