Савелий Сендерович - Морфология загадки

Как наш анализ уже показал, два основания, на которых покоится тэйлорова классификация, вписываются в единую концептуальную систему координат. Леманн-Нитше и Тэйлор должны были считаться с тем, что классификация по метафорическому предмету, используемому загадочным описанием, ограничена, так как в ряде случаев предмет неясен и не поддается категоризации; для таких загадок они ввели другой способ классификации – по способу описания этого предмета. Тэйлор, получив это наблюдение от Леманна-Нитше, улучшил список категорий и достиг высокой степени логической четкости в их разработке. И как раз эта четкость позволяет заметить, что именно в той части, которая касается неуловимых метафорических предметов имеет место не только отрицательно е единство (по не возможности категоризировать метафорический предмет), но и положительное. Привожу по одному примеру из каждого класса второй категории (VIII–XI), но число их может быть умножено:

VIII.1261: It is no bigger than a plum, / and yet it serves the king from towne to towne. – It is an eye ( Не более, чем слива, а служит королю из города в город. – Это глаз ).

IX.1426b: Something that has hair on it, and water comes out. – Eye ( То, на чем есть волос и из чего вытекает вода. – Глаз ).

X.1538a: Red inside, / Black outside, / He raises his leg an’ shoves it in. – Boot ( Красное изнутри, черное снаружи, он подымает ногу и сует туда. – Сапог ).

XI.662: One man can carry it upstairs, / A thousand men can’t bring it down. – Needle ( Один подымет его по лестнице, тысяча человек не спустит его вниз. – Иголка ).

Присутствие в загадке метафорического предмета как инструмента для описания все же необходимо; и данные случаи не составляют исключения. В каждой из приведенных выше загадок описан некоторый предмет, категориальные признаки которого стерты или двусмысленны. В разгадке загаданный предмет назван либо вещью ( сапог, иголка ), либо органом тела ( глаз ), но описание играет все же именно на неопределенности, точнее, на двусмысленности. Это и дало основание считать метафорический предмет неподдающимся категоризации. Заметим, что даже когда предмет назван в разгадке органом, в данном случае глазом , это не тот орган, который имеется в виду (или имелся в виду в архетипе). Нечто подобное происходит и в случаях, когда предмет расшифрован как вещь: речь ведь идет не о сапоге или иголке . Речь идет и в этом случае об органе тела. Смысл этой игры проясняется в фольклорной традиции представлять отдельные части человеческого тела как независимые предметы или существа. Так, в некоторых русских диалектах мужской член называют плеханом («плешивый человек», а также «гусь»), а женский – мохнаткой («мохнатое существо», но также и « рукавица шерстью наружу»); аналоги имеются и в других языках. Разница между живы м существом и предметом в этих случаях умышленно амбивалентна и стерта в описании. Такой умысел нетрудно разглядеть в приведенных выше примерах. Тип предмета, описанием которого по большей части заняты загадки, помещенные в классы VIIIXI, может быть определен как часть человеческого тела, осмысленная в качестве отдельного предмета, или существа . (Говорю «по большей части», а не «целиком» потому лишь, что каждая подлинная загадка находится в сопровождении своих бедных родственников.) Единство такого отмеченного странной неоднозначностью предмета выявляется в плане латентного содержания, а в метафорическом плане оно отражено лишь в качестве амбивалентности, которая и не позволяет однозначной логической категоризации. Эта амбивалентность как раз выдает характер латентного предмета более, чем это имеет место в случаях, когда метафорический предмет четко категоризируется. Проницательный Тэйлор догадывался, что небезобидность большинства предметов, описываемых в классах VIIIXI, ближе к поверхности, чем в других случаях. Он видел провокативный характер загадок, помещенных в этих главах. Во вступительных замечаниях к гл. IX читаем:

Некоторые загадки в этой главе подсказывают <���…> предмет иной, чем в ответе, но читатель зачастую не сознает намека <���…> и собиратели тоже не поняли, что они записывают. В таких обстоятельствах я не счел необходимым сделать очевидным, чего наблюдатель и собиратель не поняли. (Тэйлор 1953: 571-2)

Это был порог, на котором Тэйлор должен был остановиться, чтобы не прийти в противоречие с его собственным фундаментальным представлением о том, что загадка предназначена для индивидуального рассудочного разгадывания, да и классификация по формальным признакам оказалось бы под угрозой. Следующий шаг должен был бы коснуться условий, в силу которых, помимо предмета, называемого разгадкой, в загадке предполагается еще один предмет, разгадкой не называемый.

Итак, тэйлоровы классы VIII–XI отличаются не только двусмысленной формой, но и тем, что эта форма обусловлена двусмысленностью латентного предмета, который в этих случаях является частью человеческого тела, увиденной как вещь и/или как живое существо. Так, пристальное рассмотрение формальной классификации описательных средств загадки выводит нас за рамки формальных признаков и приводит к обнаружению содержательных оснований формальных средств.

Интимная связь средств выражения и скрытого предмета присуща не только классам VIII–XI. Она позволяет увидеть и предшествующие семь классов в новом освещении. Вернувшись к тому, как Тэйлор рассортировал метафоры, которыми пользуется загадочное описание, можно заметить, что самый их порядок у него красноречив. Прежде всего он выделяет описание живых существ определимого характера – животное или человека, в единственном или множественном числе. Загадочный характер вносится в их описание аномальной комбинацией форм, членов или функций. Затем следуют классы растений и вещей, которые однако же функционируют как живые существа и члены тела живого существа. Количество загадок, построенных на метафоре растения или вещи относительно невелико по сравнению с теми, что кладут живое существо в основу метафоры: 226 из общего числа 1259 предметов, поддающихся прямой классификации (классы I–VII). Что бы загадка ни описывала, живое существо или неодушевленную вещь, она характеризует их прежде всего и по большей части через комбинацию форм, членов и действий. Тэйлор отметил это обстоятельство и так его охарактеризовал:

Членов обязательно очень немного и они описаны в таких общих терминах, как головы и ноги. Более определенная описательная деталь скорее всего указала бы слушателю специфическое животное или человека. Функций называется также очень немного и по тем же причинам. Любое действие, более определенное, чем движение или еда, обычно выдает существо. (Тэйлор 1951: 9)