Савелий Сендерович - Морфология загадки

Загадка имеет завершение, но не раскрытие. В загадке зало жена большая прочность; структура образности загадки обеспечивает правильное поведение разгадывающего. Игра в загадывание-разгадывание проходит в двух когнитивных модальностях, не редуцируемых друг к другу: словесной и образной. Описание должно вызвать образ, представляющий собой странную фигуру, составляющие которой при их рассматривании в одной плоскости не складываются во что-либо осмысленное. Только практическое знакомство с поэтикой загадки побуждает к бифокальной установке на описание и позволяет видеть одну часть его в метафорическом, а другую в буквальном смысле. Лишь в результате этого акта возникает образ, который может быть осмыслен, но не в порядке привычной узнаваемости, – он должен быть дорисован воображением, руководимым культурным знанием. Странность позволяет ему быть двусмысленным, как это имеет место в образах, открытых гештальтпсихологией: взгляд, ориентированный в одну сторону, видит утку с открытым клювом, взгляд ориентированный в другую, – длинноухого зайца. В загадке дело обстоит несколько сложнее; во-первых, нужно знать, что загадка имеет в виду, чтобы увидеть то, что она в виду имеет; во-вторых, два образа, проявляющиеся сквозь описание, неравнозначны, в отличие от гештальтистского эксперимента: один так и остается сложным, гротескным и не поддающимся легкому наименованию, другой неожиданно элементарен и попадает под простое понятие невинного предмета, в-третьих, два образа действуют совместно, в паре. Сложный, гротескный образ уже своим остраненным образным качеством предохранен он называния. Другой же, простой, легко переводим в слово и годен для оглашения. Обе образные разгадки при всем их различии относятся к одной фигуре описания. Манифестируемая разгадка предлагает карикатуру латентного образа до смешного упрощенным своим сходством с ним, либо дает не менее смешное несходство. Пример первого: T118b. Goes upstairs and downstairs and always on his head. – Nail in a shoe ( Идет ли вверх по лестнице, вниз ли, все вниз головой. – Сапожный гвоздь ); пример второго: T30a. What has two heads and one body? – Barrel ( Что имеет две головы и одно тело? – Бочка ). Аналогичные русские примеры: С717. Старик над водой / Трясет бородой. – Очеп ; С579. По локоть горбато, / По локоть мохнато, / По локоть в кулак ушло. – Пряжа. Нераскрываемый гротескный образ перестает быть угрозой под защитой невинного, произносимого и карикатурного своего представителя, совместно с которым он составляет гротеск второго порядка. Первый гротеск вызывает замешательство; при этом характерна реакция гиперкомпенсации – стремление скрыть замешательство смехом. И эта потребность в смехе получает свое сильное подкрепление, когда подоспеет манифестируемая разгадка, разрешающая всю ситуацию самым невинным образом и в то же время удваивающая скрываемый гротеск. Происходит это при сознании, что все вокруг разделяют эту игру и участвуют в ее скрытых перипетиях. Удовольствие, приносимое разгадыванием загадки, увеличивается как множеством разгадываемых загадок в одном ритуале, так и множеством участников, разделяющих веселье.

Обращаю внимание на то, что рассмотрение функций и функционирования загадки радикально углубляет представление о ее морфологии, открывает ее основание, вписывает в более сложную функциональную структуру. В загадке функция доминирует над морфологией.

Итак, классическая загадка может быть рассматриваема как сложный многомерный гротеск, разыгрываемый в виде фигуры сокрытия. Вероятно, это гротеск в его высшем потенциале. В этом качестве загадка есть воплощение имманентного модуса сексуального знания как культуры. Иначе говоря, сексуальное знание как культ ура и должно быть таким; гротеск и культура сексуального знания находятся в интимной и неразрывной связи. При этом загадка является воплощением культуры полового воспитания. Добавим: правильного и сублимированного, – потому что существует и противоположная ей фольклорная культура: обсценная речь, русский мат и его эквиваленты, известные едва ли не в каждом языке.

Народная загадка – жанр поэтический по существу. Поэтичность ее в некотором неотчетливо-стилистическом смысле отмечалась старыми фольклористами. Она легче всего распознается со стороны формальных признаков. Но их осмысление затруднено, потому что зависит от понимания их функций в структуре жанра.

Понятие поэтического неоднозначно само по себе. С одной стороны, поэзия традиционно противопоставляется прозе как формально организованная речь; ритмическая мера долго была наиболее отчетливым ее признаком. Но определяющими поэзию представлялись и некоторые нерегламентирующие свойства речи – образность, фигуративность, символическая насыщенность текста и лиричность. В опыте современной культуры эти два понятия поэзии разошлись настолько, что каждое из них не нуждается в другом.

И о поэтических свойствах загадки можно говорить в двух различных смыслах. В одном отношении в поэтические характеристики загадки можно зачислить экономию ее средств, опору текстов на некоторый устойчивый запас мотивов и фигуративность высказывания. Эти характеристики можно назвать внутренними, в отличие от внешних, которыми можно считать рифмовку, фонетические переклички и куплетную или катренную форму. Эти два аспекта достаточно независимы друг от друга, чтобы о них можно было говорить порознь. Дифференциации требует их неравное положение и ценность.

В контексте мышления формальной школы, лингвистической поэтики и семиотики Р. О. Якобсону удалось дать определение поэзии, почти преодолевающее указанную дихотомию. В статье «Что такое поэзия?» (1933) он определил поэзию как вид речи, разыгрывающий нетождественность языковых знаков с их предметом, которая обычно скрыта функцией речи обозначать внеречевую реальность; «… помимо прямого осознания тождественности знака и объекта (А есть А 1), существует необходимость в прямом осознании неадекватности этого соответствия (А не есть А 1)» (Якобсон 1966: III.750). Эта формулировка позволяет увидеть то фундаментальное свойство загадки, с которого мы начали наше исследование, – зияние между описанием и разгадкой – как собственно поэтическое свойство, даже как одну из образцовых экспликаций собственно поэтической функции языка. Загадка предстает в этом свете фундаментальной метапоэтической фигурой – фигурой, задающий образец поэтической речи.

Нам все же удобно воспользоваться обозначенной выше дихотомией в определении поэтических признаков, потому что указанные два аспекта расходятся в истории загадки. Не претендуя на какую-либо полноту, попытаюсь посредством нескольких разведок дать представление об особенностях поэтики загадки в связи с ее морфологией.