Савелий Сендерович - Морфология загадки

Пропп отметил, что элементарный компонент нарратива может быть представлен сочетанием субъекта и предиката, называющим героя и его состояние или действие. Такие же элементы могут составлять фигуратив, но в этом случае они участвуют в иного рода функциональной структуре и морфологической конфигурации. Элементарный уровень по типу нарратива загадку не характеризует никак и не является жанрово специфическим (на этом споткнулись Жорж и Дандес). Жанрово определяющей является морфология в плане функциональной структуры целого высказывания.

Проделанный в этом исследовании анализ позволяет сформулировать исходные положения относительно принципиальной формы фигуратива: 1) это речевой бином; 2) взаимные отношения компонентов внутри этого бинома проблематичны.

Предлагаемая мною попытка определить фигуративные отношения имеет не более чем предварительный и минимальный характер и потребует в будущем уточнения. Сделаю в этом направлении, что могу в данный момент с позиции наблюдателя загадки.

Всякий троп, всякая фигура основаны на некоторой двуплановости, которая строится по-разному и имеет разные функции, откуда проистекает множество тропов и фигур. Бином может быть чисто смысловым, лишенным формальной двоичности и вообще формальных признаков, как, например, в фигуре иронии, где план выражения, формально не раздваиваясь, имеет раздвоенный смысл – непосредственный и другой, его подрывающий по осмыслении высказывания. Биномиальная структура в плане выражения имеет развернутую форму в тропе сравнения – оно артикулируется в двух сопоставленных частях. Непременной особенностью тропа и фигуры, как установили те, кто ими занимался (напр., Якобсон 1966: II.239-59), является подстановка, подмена одного смыслового составляющего другим, или столкновение двух планов, или их взаимная дополнительность. На этом общие знания о тропах и фигурах, собственно кончаются, и тут начинается спецификация их разновидностей. [36]Считаю важным отметить одно динамическое условие функционирования фигуративной морфологии, избегающее формального взгляда: затрудненные, напряженные смысловые отношения между составляющими фигуративного бинома . Обострение и разыгрывание этих напряжений, возведение их в степень, нагромождение друг на друга, – в общем проблематизация высказывания составляет существенную характеристику внутренней жизни фигуратива. Подчеркиваю: проблематизация является свойством смысловой жизни фигуратива, а не только аналитического подхода к нему. Высокую, вероятно, образцовую степень такой проблематизации мы находим в народной загадке как особой фигуре речевого выражения. Функционально-морфологическая экспликация фигуративной природы загадки и составляет главную линию этого исследования.

Биномиальная структура как нельзя более резко обозначена в плане выражения загадки: она – это кажется очевидным – состоит из вопроса и ответа. И эта всем знакомая, как бы сама за себя говорящая форма естественно является первым предметом разработки и одновременно первым камнем преткновения для исследователя. Поверивший ей обречен блуждать во тьме потому, что функции бинарной формы загадки не укладываются в условия вопросно-ответной формы, которая служит лукавой личиной. Загадка – не столько вопрос и ответ, сколько погудка и отклик. Вопрос загадки и не должен быть вообще вопросом, и зачастую не бывает – он может быть выражен в утвердительной форме; но отклика он требует. Загадку точнее определить как диалог, игровой обмен репликами.

Следующая очевидная особенность морфологии загадки заключена в неравенстве двух членов биномиальной структуры: описание сложно, отклик элементарен. Описание имеет собственную сложную структуру, тогда как отклик может быть предельно прост, может состоять из одного слова. За этим формальным различием стоит совсем другое, из него прямо не вытекающее и не очевидное, – логико-смысловое: описание не находится во взаимнооднозначных отношениях с откликом, одно и то же описание может иметь разные ответы. Наряду с этим загадке принципиально свойственно другое морфологическое несоответствие: в отличие от атомарного отклика, описание в загадке имеет сложную внутреннюю форму – оно в свою очередь представляет собой бином: соединение метафорического и буквального описания в форме, стирающей грань между ними и скрывающей необходимость двойной, так сказать, бифокальной установки зрения.

Биномиальная форма загадки обретает смысл только тогда, когда раскрывается ее функциональная задача. Загадочное описание в своей направленности на разгадку, с одной стороны, недостаточно, не обеспечивает однозначного опознания предназначенного для разгадки предмета, с другой, избыточно, превосходит потребность того, что принято считать очевидной функцией загадки – ее направленность на разгадку, включает элементы метафорического предмета, к разгадке отношения не имеющие. Этот избыток сигнификации открывает глубокое зияние между описанием и разгадкой – фундаментальную онтологическую особенность загадки. Описание и разгадка принадлежат двум различным порядкам сигнификации и поэтому должны рассматриваться не только в том очевидном плане, в каком загадка складывается из их взаимной, будь то неполной, пригнанности, но описательная часть загадки должна быть рассмотрена и в том плане, в котором она независима от своей очевидной направленности на разгадку. Тут уместно подозрение в том, что у описания, а следовательно, и у самой загадки, есть и другая, неочевидная функция. В этот момент загадка оказывается загадочнее, чем она представляет себя под личиной вопросно-ответной формы.

Новый угол зрения открылся исследователям непреднамеренно в ходе решения чисто практической задачи упорядочения собрания загадок, принадлежащих определенной устной традиции. После ряда малоудачных попыток оказалось, что даже самый большой корпус загадок некоторой традиции может быть компактно и элегантно классифицирован, если повернуться спиной к зарегистрированным разгадкам (целям загадки!) и сосредоточить свое внимание исключительно на загадочных описаниях. Оказалось, что устные традиции используют довольно ограниченный набор инструментальных, метафорических предметов, которые могут быть названы мотивами, и ограниченное число парадигм, по которым эти мотивы сочетаются.

Тут уместен следующий вопрос: не свидетельствует ли поддающееся инвентаризации, ограниченное число мотивов и парадигм, их соединяющих, о том, что загадочные описания данной традиции в совокупности выказывают некоторое содержательное предпочтение и связанны единым смысловым полем? Поставив вопрос о характере этого поля, прежде всего замечаешь, что разные традиции питают пристрастие к одному и тому же полю.