Леонид Кременцов - Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие

Свою поэму Пушкин неслучайно назвал петербургской повестью. И здесь поэт был первым. Он предвосхитил важную тему в творчестве Гоголя, Некрасова, Достоевского и других русских писателей, которые раскрывали острые социальные противоречия большого города, описывали страдания «маленького человека» в каменных трущобах столицы.

Действие поэмы происходит во время петербургского наводнения. Пётр не принял в расчёт, что расположенный в низине город во время неблагоприятных ветров будет подвержен стихийным бедствиям. В наводнение гибнет невеста Евгения, а с ней и его мечты о скромной семейной жизни. От горя Евгений сошёл с ума. Однажды он бродил по городу и случайно очутился возле медного всадника:

Это – вершина, кульминация поэмы. Маленький человек отваживается на бунт против «властелина», погубившего его жизнь! Именно в протесте утверждается «самостоянье» «маленького человека» – важный момент в концепции пушкинского гуманизма.

При жизни поэта поэма не была напечатана. Она была найдена в бумагах Пушкина Жуковским и опубликована с его поправками. В частности, он опустил сцену бунта. Несмотря на то что Белинскому не был известен пушкинский вариант текста поэмы, критик глубоко понял замысел поэта и дал мудрое истолкование философского конфликта между государством и личностью: «Мы понимаем смущённой душой, что не произвол, а разумная воля олицетворены в этом медном всаднике… И смиренным сердцем мы признаём торжество общего над частным, не отказываясь от нашего сочувствия к страданию этого частного. При взгляде на великана… сознаёмся, что этот бронзовый гигант не мог уберечь участи индивидуальностей, обеспечивая участь народа и государства, что за него историческая необходимость».

В XIX в. многие исследователи видели в «Медном всаднике» только торжество государственного начала над личным. Гимн Петру заслонял от них сострадание Пушкина трагической судьбе Евгения. Подобная оценка обедняла смысл поэмы и была несовместима с принципами гуманизма, которые определяли пафос творчества поэта в 1830-е годы.

Проза Пушкина.Большинство произведений русской литературы XVIII – начала XIX в. было написано стихами. Пушкин почувствовал, что развитие русского общества ставит перед литературой такие проблемы, решение которых средствами одной поэзии невозможно. Классицисты, сентименталисты, романтики писали и прозой. Но их прозаические произведения были трудными для широкого круга читателей.

Перед Пушкиным встала задача создания подлинно художественной прозы. Утверждая, что «повести и романы читаются всеми и везде», он выдвинул перед писателями-прозаиками требование «писать просто, коротко и ясно». Язык прозы – по его убеждению – это «язык мысли». Пушкин не ограничился тем, что сформулировал новые творческие принципы, – он дал высокие образцы художественной прозы. Их благотворное влияние испытали на себе все великие русские писатели XIX в. Проза Пушкина не потеряла своего художественного значения и в наши дни.

Его первым законченным произведением были «Повести Белкина»(1830). После небольшого вступления от издателя, в котором обрисован образ небогатого помещика Ивана Петровича Белкина, следовало пять рассказов, будто бы записанных им со слов приятелей, – «Выстрел», «Метель», «Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка».

Зачем понадобилось Пушкину прятаться за вымышленными фигурами Белкина и его друзей?

Центральное произведение цикла – рассказ «Станционный смотритель» – был рассказан Белкину титулярным советником А. Г. И.

Необычен был для тогдашней русской литературы его герой – мелкий чиновник Самсон Вырин, служивший на заброшенной почтовой станции, где проезжающие меняли лошадей: «Не настоящая ли каторга? Покою ни днём, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель».

Одна радость была у старика Вырина – дочь, красавица Дуня. И её-то обманул, увёз с собой проезжавший ротмистр Минский. Вырин попытался спасти Дуню. В Петербурге он разыскал их квартиру и был поражен роскошью обстановки и цветущим обликом дочери. Явно смущенный ротмистр пообещал старику заботиться о Дуне и поспешил выпроводить его за дверь: «Долго стоял он неподвижно, наконец увидел за обшлагом своего рукава сверток бумаг; он вынул их и развернул несколько пятидесятирублевых ассигнаций. Слёзы опять навернулись на его глазах, слезы негодования! Он сжал бумажки в комок, бросил их наземь, притоптал каблуком и пошёл… Отошед несколько шагов, он остановился, подумал… и воротился…. Но ассигнаций уже не было».

Сюжет «Станционного смотрителя» напоминает, на первый взгляд, сюжет «Бедной Лизы» Карамзина. Но вдумайтесь – Минский любит Дуню, у них дети, она счастлива. И только старик-отец, вырастивший её, забыт, унижен и погибает. Лишь после его смерти жестокие угрызения совести наказывают бессердечную дочь. Крестьянский мальчик Ваня, проводивший Дуню на могилу отца, рассказывал титулярному советнику: «Она легла здесь и лежала долго». Вот он, «психологизм без психологии» в действии. Оказывается, крестьянки не только любить умеют. Пушкину было важно сказать, что перед законами совести и долга люди равны независимо от социального положения и любых других привходящих обстоятельств.

«Самостоянье человека – залог величия его» – величествен поступок бедняка, станционного смотрителя, отказавшегося принять деньги Минского.

Художественное своеобразие «Станционного смотрителя» заключается также в оригинальном соотношении автора и персонажа. Повествователей – три. Во-первых, помещик Р., который представил Белкина в письме издателю А.П., ограничившемуся двумя абзацами – в начале и конце рассказа; во-вторых, любитель историй, сам Белкин, последователь достопамятного Митрофана из фонвизинского «Недоросля»; в-третьих – титулярный советник А.Г.Н., знакомый Самсона Вырина. Благодаря этому приёму, на страницах небольшого рассказа появляются еще три персонажа, представляющие характерные типы русской жизни того времени. Но Достоевский прав: «В «Повестях Белкина» – главное сам Белкин».

М. Горький справедливо считал, что именно от «Станционного смотрителя» через «Шинель» Гоголя к Достоевскому шла та гуманистическая тенденция, которая принесла русской литературе всемирно-историческое признание.