Коллектив авторов - Русская литература XIX века. 1880-1890: учебное пособие

Всё больше тревоги, смятения и боли появляется в любовных стихотворениях. В известном смысле в этом повинен Л.Н. Толстой, который с начала 1870-х гг. сильнее всех влияет на творчество Фета. Частые встречи, философские беседы, жадное чтение новых произведений своего великого друга – всё это способствует подчинению поэтического сознания Фета влиянию Толстого. В письме от 9 марта 1877 г. он признаётся Толстому: «Вы, без всякого преувеличения, единственно для меня интересный человек и собеседник». Духовный диалог с Толстым – одно из самых важных событий последних двух десятилетий творческой жизни Фета.

В общении с Толстым для Фета всё было важно, но особенно выделял он для себя «Анну Каренину». «Прекрасно влюбился в Каренину», – признавался Фет, а потом ещё более важное признание: «Но невозможно, чтобы Каренина вышла замуж за Вронского и благодушествовала» (письмо Л.Н. Толстому от 12 марта 1877 г.). Направление мысли Фета понятно: в любви не может быть душевного спокойствия и благополучия, что совпадало ещё и с теми философскими обобщениями, которые он нашёл у Шопенгауэра. Здесь Фет столкнулся с трагическим пониманием любви, так как Шопенгауэр в своей «Метафизике любви» сравнивает любовную страсть с «демоном». Не меньшее влияние в этом отношении оказал и B.C. Соловьёв, с которым Фет сблизился в 1880-е гг. Фет как истину воспринял утверждение Соловьёва: любовь – это трагическое противоречие между «божественным» и «земным», т. е. «духовным» и «телесным».

Но лирика любви Фета не является производным от философии любви. Это не притесняет художественной естественности, потому что все отмеченные идеи органично сливались с фетовским умонастроением. В результате любовь в изображении Фета – олицетворение всех печалей, невзгод и треволнений, которыми преисполнено человеческое бытие. Поэтому преобладающая тональность любовной лирики Фета – трагическая:

Осыпавшаяся роза – определяющий символ в поздней лирике Фета, а этому символу сопутствуют символы угасания и умирания: закатное солнце, вечерняя заря, угасающий луч, гаснущий день, чёрная мгла. У Фета уже нет такого стихотворения на тему любви, где бы не заявил о себе какой-нибудь из этих символов. Подобные отражения наполняют и лирику пейзажную. Резко обозначается цветовая символика: изображение человеческой жизни окрашено в тёмные тона, а небесная жизнь воссоздаётся в ослепительно-ярком цветовом насыщении. Небо у Фета всегда пламенеет, оно озарено «нетленным закатом» («В вечер такой золотистый и ясный…», 1886). Цо контрасту с этим представлена земная жизнь как «тоскливый сон» («Одним толчком согнать ладью живую…», 1887).

Романтическая концепция жизни в поздней лирике Фета получает окончательное завершение. Любовь умирает, а без любви человеческий мир становится чужим, враждебным и страшным. Этот мотив в лирике Фета сформировался также под влиянием философии А. Шопенгауэра, философские сочинения которого поэт не только изучал, но и переводил (Фет перевёл такие трактаты Шопенгауэра, как «Мир как воля и представление», «О четвёртом корне закона достаточного основания», «О воле в природе»). Лирического героя Фета ещё больше угнетает тоска по иному миру, поэт даёт возможность ему жить в этом мире. Так в поэзии Фета возникает мотив полёта, на смысловой основе которого создаётся символический образ небесного мира:

Два противоположных мира у Фета всегда сопряжены, в результате чего возникает коллизия: земная жизнь олицетворяет смерть, небесная – жизнь. Эту коллизию Фет полностью воплотил в страшной фантасмагории «Никогда» (1879), где художественной доминантой проходит образ мёртвой земли (особенно в заключительных строках стихотворения): «А ты, застывший труп земли, лети, / Неся мой труп по вечному пути».

Нагнетание трагических мотивов рождает ещё одну метаморфозу: если раньше Фет в своей поэзии находил душевное успокоение и усладу, то теперь она его тревожит и мучит. Фет пишет трагические стихи, но одновременно старается избавиться от них, уходя в стихию ранней лирики, как это представлено в стихотворении «Ночь лазурная смотрит на скошенный луг…» (1892). Выбрал Фет и другой путь спасения: чтение стихов тех поэтов, которые по своей манере сближаются с первыми этапами его творческого пути. В знак благодарности за спасение он пишет исповедальное стихотворение «Поэтам» (1890):

Художественный мир Фета выразился в музыкальности, разнообразных ритмах и звуках. Фет извлёк из силлабо-тонической системы все её ритмические потенциалы, совершенствуя метрические формы. Это художественное совершенство осуществилось за счёт поразительной согласованности метра и поэтического синтаксиса, когда почти каждая стопа имеет свой синтаксический аналог. В синтаксисе появляются особые ритмические доли, создающие дополнительный музыкальный эффект. В результате возникает собственно фетовская музыкальность, когда музыка, порождённая поэтическим словом, обретает способность жить вне этого слова.

Отсюда и определение стиля Фета как «напевного» (Б.М. Эйхенбаум). Обращался Фет и к античной системе стихосложения, выразительно воссоздавая гекзаметры. Представлена у него в фольклорных стихах и тоническая система стихосложения, что надо воспринимать как важный эксперимент в области акцентного стиха. Полные рифмы и самая разнообразная звукопись (от звукоподражания до звуковых оппозиций в трагических стихах) делают мир Фета именно звучащим миром, где мотивы и трагизм находятся в постоянной звуковой сочетаемости.

Значительна переводческая деятельность Фета, её диапазон очень широк: он переводил стихи античных и восточных поэтов, Гете, Шиллера, Гейне, Байрона, Шенье, Беранже, Мицкевича, трагедии Шекспира. В переводах Фет стремился максимально приблизиться к содержанию текста. Точность перевода – главное для Фета. «Конечно, перевожу буквально», – пишет он B.C. Соловьёву (14 апреля 1883 г.) в пору работы над стихами Горация. И так Фет мог бы сказать обо всех своих переводах. Причём поэт переводил только тех авторов, творчество которых ему было близко. Самоотверженно трудился Фет над переводом трагедии Гёте «Фауст», которую он воспринимал как отражение собственной духовной биографии.