А. Галкин - Рефераты для дурёхи

Мы видим, что войско старухи с черным котом, повержено серым попугаем и огненными лилиями Саламандра. За метаморфозами следит из банки студент Ансельм (он попал туда из-за того, что польстился на соблазны мещанско-филистерской жизни), а в волшебное зеркальце за исходом сражения наблюдает Вероника. Она понимает, что ее партия бита, ведь ведьма побеждена, и тогда Вероника со спокойной душой соглашается стать женой надворного советника Геербранда, получая все те блага (в том числе изящные сережки), о которых она уже знала из своих грез.

Итак, мы обнаруживаем у Гофмана странный мир двух параллельных существований. Люди вроде бы живут в маленьком бюргерском городке, ходят на учебу и на службу, заглядывают на рынок, где покупают овощи и фрукты. Вместе с тем стихийные духи огня (саламандры) то и дело вьются в кустах бузины, надо их только вовремя разглядеть; для того требуются особые духовные очи. В доме чиновника-архивариуса происходят волшебные метаморфозы, да и сам он князь из Атлантиды. Ведьма-гадальщица тоже пришла из неведомо откуда взявшихся глубин и родилась от пера дракона и матери-свеклы. Студент Ансельм женится на возлюбленной змейке Серпентине, и от их брака рождается лилия в золотом горшке. Фантазия здесь неотделима от реальности. Границы между мирами в романтическом воображении Гофмана все время нарушаются. Метаморфозы, происходящие с предметами и живыми существами, которые превращаются друг в друга, бесконечны и беспрерывны.

Мир у Гофмана, таким образом, как бы «плывет». Этот мир вовсе не типичен для романтиков. Если у них границы между мирами, как правило, жестко разделены: вот пошлый и тупой мир филистеров, а вот – мир романтической грезы, мир тонкой любви, мир художника. В гофмановском мире этой сказки все в своем роде художники, но одновременно и филистеры. В них побеждает то одно, то другое. Какой мир истинен? Мир реальности или мир фантазии? Невозможно с полной определенностью установить это, так как миры Гофмана текучи и зыбки, точно вода или огонь, в котором пребывают духи огня – саламандры.

1) Превращение Грегора Замзы и метаморфозы его родных .

Сила Кафки-иисателя – в его способности разрушать привычные для людей стереотипы, один из которых стойкое убеждение в том, будто жизнь навсегда сложилась, ее течение неизменно и происходит в навеки установленном русле. Люди перестают замечать странность и необычность жизни. Они как бы закостеневают в своем заданном и повторяющемся день ото дня мире.

Для Кафки жизнь чревата странными, чаще всего враждебными и опасными для человека переменами. Сюжет «Превращений» прост и страшен: вот живет человек обыкновенной жизнью, он полон планов и замыслов; рано утром он должен ехать на поезде по делам компании, где исправно служит коммивояжером. И вдруг наутро он находит себя превратившимся в мерзкое, гадкое насекомое.

Если только представить себя в роли Грегора Замзы (а у Кафки, как правило, действует не характер, не тип, не индивидуальность, а человек в его обобщенном понимании – иначе говоря, каждый из нас мог бы оказаться в положении героя Кафки), то любого читателя пронзит немыслимый страх. Еще вчера он лег спать обычным человеком, а сегодня, к своему ужасу, проснулся отвратительным, безобразным животным, которого все ненавидят, боятся и которому желают смерти. Если жизнь, как считает Кафка, странная, таинственная, непонятная стихия и она развивается по законам, неведомым людям, то почему, собственно, с нами не может случиться то же самое, что с героем Кафки Грегором Замзой?

Кафка детально прослеживает метаморфозы, происходящие с Грегором Замзой и его родными. Причем эти метаморфозы идут как бы навстречу друг другу. В конце концов превращения доходят до некоей критической массы, своеобразной «точки замерзания», когда сталкиваются друг с другом и происходит неминуемый взрыв, катастрофа, отмеченная физической смертью главного героя Грегора Замзы.

Поначалу Грегор Замза даже как следует не осознает, что с ним стало.

Он лежит на постели на «панцирно-твердой спине» [182], с его коричневого выпуклого живота, разделенного дугообразными чешуйками, сползает одеяло, множество тонких ножек на животе беспомощно копошатся у него перед глазами.

Но при этом по инерции он продолжает думать о своем хозяине, обиды на которого копились годами; он продолжает лелеять мечту через 5–6 лет уйти от хозяина и в момент ухода выложить ему всё, что о нем думает. Телесно сделавшись насекомым, Грегор Замза душою остался человеком. Вот почему он по-прежнему, по-человечески смертельно пугается того, что проспал службу и опоздал на утренний поезд, вдобавок ко всему, будучи коммивояжером, не упаковал набор образцов для клиентов. Что с ним сделают хозяин и управляющий? Они сживут его со света! Одним словом, герой никак не может свыкнуться с, казалось бы, очевидной мыслью, что он уже вовсе не человек, что его превращение в мерзкое насекомое необратимо, что мир людей отныне и навсегда ему чужд.

Тем не менее, обратившись в гадкое существо, Грегор Замза ничуть не потерял способность по-человечески мыслить и чувствовать. Напротив, постепенно его чувства необыкновенно обостряются и утончаются: он делается духовно тоньше, деликатнее, услужливее к своим близким и вообще к людям.

Чтобы понять, насколько уродливы отношения между людьми, нужен был художественный парадокс в духе Кафки. Коммивояжера Грегора Замзу с утра пораньше приходит инспектировать сам господин управляющий, грубый и тупой человек, одуревший от своей власти и от чванства. Он требует, чтобы его подчиненный немедленно отпер ему дверь: управляющий надеется уличить Грегора Замзу в симуляции болезни и непомерной лени. Между тем у Грегора Замзы уже нет рук, чтобы выполнить требование начальника и открыть дверной замок. Правда, герой еще не совсем утратил человеческие свойства: произнесенные им в ответ на родительские увещевания «нет» и «да» еще способны быть услышаны другими людьми.

Перепугавшись угроз управляющего, Грегор Замза оправдывается в длинном монологе за закрытой дверью, тогда как окружающие уже воспринимают его речь то ли как писк, то ли как издевательство, то ли как странные болезненные звуки, причину которых сможет распознать один только врач.

Никто не удивился бы, если бы проспавший службу служащий, боясь увольнения, побежал бы открывать дверь начальнику, заискивая и извиняясь, но совсем иначе это воспринимается, когда то же самое пытается сделать насекомое. Оно забирается своими липкими тонкими ножками на поверхность двери – и, беззубым ртом поворачивая ключ, принимается открывать замок.