А. Галкин - Рефераты для дурёхи

Однако самый таинственный посетитель это, конечно, тот, кто поселился в душе Грегора Замзы. Из заурядного и недалекого коммивояжера, жизнь которого состояла попеременно из страхов, беспокойств, чувства долга перед семьей и раздражения, этот таинственный посетитель его души превратил Грегора Замзу в человека, сущность которого – забота о ближних, нежность, любовь и самопожертвование – все то, без чего нет человека и чего напрочь лишено животное. Кто же в таком случае этот «таинственный посетитель»? Не Бог ли Он?

3) Превращение героя в западной литературе («Метаморфозы» Овидия, «Божественная комедия» Данте Алигьери, «Гамлет» В. Шекспира, «Красное и черное» Стендаля, «Превращение» Кафки).

В мифологии греков и римлян тема «превращений» была необычайно популярна и занимала большое место. Этим воспользовался римский поэт Публий Овидий Назон в своей поэме «Метаморфозы», состоящей из 15 книг, где было собрано свыше двухсот сказаний, имеющих своим финалом превращение. Овидий замышлял написать связное целое, в которой отдельные повествования были бы нанизаны на единую нить. Первое превращение – создание мира, превращение первозданного хаоса в космос, потом целый ряд превращений в исторические времена (особенно много мифологических сюжетов из циклов мифов фиванских, об аргонавтах, о Геракле, Энее и его потомках), вплоть до новейшей, официально признанной «метаморфозы» – «превращения» Юлия Цезаря в комету [193].

Заключительная книга содержит изложение учения Пифагора о переселении душ, своего рода философское обоснование «превращений».

Особенно широко известны стали рассказы о любви Аполлона к нимфе Дафне, превратившейся в лавровое дерево (I кн.), миф о красавце Нарциссе, влюбившимся в собственное изображение, и нимфе Эхо (III кн.), о полете Дедала и Икара (VIII кн.), о скульпторе Пигмалионе, создавшем статую прекрасной женщины и влюбившемся в свое создание (X кн.). Превращения в «Метаморфозах» – обычно результат вмешательства богов в судьбу героев. Иногда они вызваны несправедливой злобой божества или являются заслуженной карой за проступок. Подчас, спасаясь от грозящей беды, персонажи поэмы молят богов об изменении своего внешнего облика. Так, нимфа Дафна, которую преследует влюбленный Аполлон, обращается к своему отцу, богу реки Пенею, с просьбой о помощи [194]:

Кафка в своем «Превращении», в отличие от овидиевских «Метаморфоз», совершенно устраняет какую бы то ни было причинность происходящего. Грегор Замза никем не наказывается, его не преследуют разъяренные, желающие отомстить боги. Всё происходит тихо и обыденно, что оказывается гораздо страшнее овидиевских мифологических превращений, поскольку некого винить и нет источника зла. Зло и добро остается внутри человека, и именно эти таинственные превращения добро в зло и наоборот прежде всего интересуют Кафку.

В «Божественной комедии» превращения очевидны. Самое выразительное превращение с самим Данте, которого через девять кругов ада проводит его поэтический учитель Вергилий. Данте выбирается из тьмы заблуждений к солнцу истины. И в раю его встречает другая водительница, к которой он стремился всей душой и ради которой он и затеял свою великую поэму. Это, конечно, Беатриче. Она тоже превращается из обычной земной женщины в идеал Красоты, в Вечно Женственное, в звезду, которая освещает скорбную жизнь Данте. Превращения происходят и с теми живыми и мифологическими персонажами, кого в аду, в чистилище и в раю встречает Данте. Здесь и Фарината, который воспротивился требованию тосканских гибеллинов сожжению Флоренции, родины Данте, несмотря на то что был главой флорентийских гибеллинов и врагом гвельфов. Здесь и развратные и корыстные папы, враги Данте, которых поэт без зазрения совести помещает в ад, с удовлетворением наблюдая муки, какие они испытывают в наказание за свои грехи.

Тем не менее превращения у Данте формальны либо метафоричны. По существу, как это ни странно звучит, Данте ни на йоту не отходит от реальности, политической, бытовой, мифологической, – той зримой реальности, в которой он как поэт пребывает. У Кафки превращение имеет характер притчи, и его превращения чужды реальности. Он, как писатель XX века, сомневается в наличии реальности как таковой. Не есть ли реальность – человеческое представление о жизни, похожее на сновидение или кошмар, на галлюцинацию или навязчивый шизофренический синдром?

В «Гамлете» Дания превращается в тюрьму, как, впрочем, и весь мир – тюрьма, по словам Гамлета. Мать превращается в прелюбодейку и клятвопреступницу. Возлюбленная – в предательницу и наушницу шпиона-отца. Король – в выродка и убийцу. Отец Гамлета и король Дании – в призрак, вернувшийся из бездны ада с мольбой о мщении. Сам Гамлет из принца и студента превращается в беспощадного мстителя, борца за добро против вселенского зла, во время битвы с которым он гибнет. Борьба Гамлета прежде всего несет глобальный смысл. Превращения, которые он претерпевает, есть превращения его в личность, бросающую вызов злу. Грегор Замза у Кафки на первый взгляд пассивен, но вместе с тем его жертва сродни героической жертвенности Гамлета, стремившегося разрушить Данию-тюрьму во имя правды и справедливости. И Гамлетом, и Грегором Замзой движет любовь. Но Гамлет убивает всех тех, кто встает на его пути к правде и истине, а Грегор Замза убивает себя во имя любви к людям.

В «Красном и черном» Жюльен Сорель пытается превратиться в Наполеона, и отчасти ему это удается. Но, в конце концов, он оказывается самим собой. Его истинное человеческое начало возобладало в нем. Карьера и желание плебея подняться выше аристократов оказываются на поверку для Жюльена Сореля ненужными химерами. Выстрел в церкви в госпожу де Реналь возвращает героя к себе настоящему. Только любовь и пылкая, неистовая жажда быть самим собой и не кем другим – вот что становится главным для Жюльена Сореля. По существу, как личность он не меняется. Он безуспешно пытается превратиться в другого, в своего кумира Наполеона, но от себя не убежишь, и гордость плебея не скроешь под личиной лицемерия карьериста, мнимого влюбленного или святоши. Жюльен Сорель, повторяем, на самом деле нисколько не меняется и ни в кого не превращается. «Красное», то есть истинное, пылкое, страстное, что есть в его душе, побеждает «черное» – лицемерное, подлое, расчетливое. Пылкая красная кровь Жюльена Сореля возвращает его к самому себе перед смертью, и отрубленная на эшафоте голова подчеркивает неизменность героя, рискнувшего утвердить эту неизменность самой смертью, чуждой каких бы то ни было превращений. Если Жюльен Сорель был человеком с настоящей красной кровью и только вернулся к нему в финале романа, то Грегор Замза из заурядной личности серого цвета превращается в чистый белый, почти невидимый цвет подлинной духовности. Он тихо уходит в небытие. Это и есть истинное его превращение из животного в человека с помощью жертвенной любви к людям.