А. Галкин - Рефераты для дурёхи

Нобелевский лауреат 1934 года, драматург Луиджи Пиранделло, как видно, не раз задумывался о законах театра, для которого он писал много лет, и, шире, о законах искусства вообще. Каждому, кто пишет или пытается писать художественные произведения, хорошо известен парадокс взаимоотношений автора и персонажа. Насколько автор властен над своим героем? Если герой целиком вымышлен автором, то имеет ли он возможность вырваться из-под диктата создателя? Бывает ли так, что герой вдруг начинает жить собственной жизнью, мало того, в свою очередь, принимается диктовать автору образ своего поведения и поступки, которые как будто по своему почину совершает? Другими словами, персонаж внезапно отделяется от своего творца и приобретает собственную волю. Это примерно то, о чем когда-то писал Пушкин Вяземскому, сетуя, что Татьяна сыграла с ним злую шутку: вышла замуж за генерала. Получается, что Татьяна настолько отделилась от автора, что стала с ним спорить и жить в соответствии с логикой своего характера. Некоторые писатели порой замечали, как их персонажи ни с того ни с сего начинали деспотично управлять волей автора, навязывая ему такие повороты сюжета, о которых он даже и не подозревал, задумывая образ своего персонажа.

Одним словом, Луиджи Пиранделло в пьесе «Шесть персонажей в поисках автора» выясняет взаимоотношения не только между художником слова и его героем, между театром и актером, между актером и зрителем, но и между Богом-творцом и его созданием. Ведь в каком-то смысле художник, творящий жизнь в художественном произведении, уподобляется Богу. Иногда для художника слишком велик соблазн в буквальном смысле возомнить себя Богом. Впрочем, если Бог сотворил человека, оставив ему свободу воли, человек вправе отпасть от Бога, сделаться ему врагом, идти против его воли, взамен провозглашая собственную. Все это вопросы, скорее, богословские, чем художественные. Но Пиранделло их поднимает, играя в театр.

1. Театр в театре: от «Гамлета» к Пиранделло.

Театр – очень удобная форма игры с реальностью, потому что театр – форма иллюзии. К тому же театр – зеркало жизни. С этой метафорой зеркала не раз играли драматурги. Одним из первых начал Шекспир. Меланхолик Жак из комедии “Как вам это понравится” говорит ставшую крылатой фразу о мире – театре, притом жизнь человека тоже становится спектаклем в этом мировом театральном действе, состоящим из семи актов-возрастов с непременной развязкой – смертью:

Не случайно меланхолика Жака, героя одной из самых веселых комедий Шекспира, считают предтечей Гамлета.

В комедии “Венецианский купец” Антонио в разговоре с другом Грациано тоже печально отмечает, что в жизни всякий вынужден сыграть свою роль:

Грациано отвечает:

Итак, жизнь – театр. Если это так, то розыгрыш – сценическая форма жизни. Метафора Шекспира необычайно продуктивна, потому что зрители, которые приходят в театр, наблюдают подлинную жизнь и самих себя на сцене. Понятно, что театр – зеркало жизни, но ведь и жизнь, чтобы осуществить себя полноценно, заимствует у театра приемы и художественные средства. Иначе сказать, люди, которые берутся играть не свои роли, будут освистаны в комедии или трагедии жизни, а потом и вовсе уйдут со сцены.

Иногда люди думают, что живут подлинной жизнью, в то время как они играют себя и в себя, как, например, король Лир в начале трагедии, когда он требует от своих дочерей искусными речами доказать, как сильно они любят отца. Другие плохо играют; быть может, им тесно в их амплуа (простак, злодей, ревнивец, шут, тиран), вот почему они пробуют себя в других ролях, более или менее удачно.

Самая развернутая «игра в театр» составляет содержание «Укрощения строптивой». Пьяного медника Слая по приказанию Лорда переносят в замок, убеждают а том, что он знатное лицо, и для его увеселения разыгрывают комедию об укрощении Катарины. Таким образом, «настоящим» является опьянение простака Слая, а все остальное – всего лишь «спектакль». Все должно было бы закончиться эпилогом, где Слай возвращается в свое прежнее незнатное состояние, но эпилог, по-видимому, был утерян во времена Шекспира.

«Сцены на сцене», введение в действие пьес театрального представления – прием, неоднократно применявшийся Шекспиром. В «Бесплодных усилиях любви» и «Сне в летнюю ночь» изображены два любительских спектакля.

В «Гамлете» театр у Шекспира выступает в нравственной роли церкви, именно в театре главный герой способен отыскать потерянную наяву истину. Театр, по Шекспиру, несет фальшивому реальному миру нравственные критерии добра и зла. У Пиранделло, напротив, реальность и явь совершенно размываются. Театр еще больше затемняет реальность, делает ее иллюзорной. Между иллюзией и явью невозможно, по мнению Пиранделло, провести какой бы то ни было отчетливый водораздел. И эта авторская позиция крайне чужда Шекспиру. Для Шекспира критерии добра и зла отчетливы. Театр расставляет все точки над i. Люди, как бы лживо они ни вели себя, не способны поколебать добро и лицемерно превратить его во зло.

Гамлетовские «слова, слова, слова» – лживые тени реального мира: поступков, эмоций, предметов, которые эти слова тщетно силятся ухватить.

Реальный мир, согласно разочаровавшемуся в Дании («Дания – тюрьма») и людях Гамлету, состоит из одних отражений: то, что человек видит и с чем он сталкивается нос к носу, на самом деле не вещественные предметы, не люди, а зеркальные оттиски, более или менее точно повторяющие оригинал, который сотворили Бог и природа.