Тимур Радбиль - Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

Одной из главных разновидностей когнитивной модели ситуации (или концептуальной схемы) выступает прототипическая ситуация:понятия когнитивная модель ситуации и прототипическая ситуация находятся в таких же родо-видовых отношениях, что и понятия образ (вообще) и прототип (особый вид образа).

Прототипической ситуациейможно назвать наиболее типичный для данного этноса способ представления той или иной ситуации в его языковой картине мира. Это такая модель ситуации, которая распознается как эталонная и служит тем самым основой для сравнивания, сопоставления с ней других ситуаций, возникающих в опыте. Именно прототипическая ситуация лежит в основе возможности переноса наименования с одной сферы опыта на другую: писать →писать письмо → писать стихи → писать картину → писать музыку.

Как объясняет Г.И. Кустова, в исходное значение глагола сорвать (яблоко, цветок) не входит компонент 'нарушить', это импликация прототипической ситуации ('если сорвать цветок или плод, тем самым нарушается его органическая связь с другим объектом'), но именно она лежит в основе группы значений «нарушения» и ущерба (сорвать кожу на пальце; сорвать резьбу на гайке; сорвать голос; сорвать урок), которые совершенно невыводимы из исходного значения 'потянув и отделив от корня, начать иметь (в руке)'; в исходное значение глагола закрыть (кастрюлю крышкой) не входит компонент 'перестать видеть (содержимое)', для данного действия этот результат не важен, – но он есть в ситуации и используется в других значениях (Тучи закрыли солнце; Ты мне закрываешь экран). С другой стороны, прототипическая ситуация является «гарантом» единства многозначного слова, условием связи всех его значений, в том числе и тех, которые не имеют общих компонентов: они связаны постольку, поскольку возводимы к тем или иным фрагментам или импликациям прототипической ситуации.

Прототипические ситуации как определенного рода концептуальные схемы существенно различаются в разных языковых картинах мира именно способом представления одной и той же «объективной», реальной ситуации. Так, в русской языковой картине мира существует исходная модель представления любого физического, внутреннего или модального состояния субъекта, как если бы он был пассивным объектом данного состояния (пациенсом, экпериенцером). Причем это именно прототипическая ситуация,так как по одной и той же схеме представлены и физическое состояние: Ему холодно, и внутреннее состояние: Ему грустно, и модальное состояние: Ему нужно. В результате этого и долженствование выступает как неконтролируемое состояние (в отличие от агентивной конструкции Я должен). Иными словами, русский язык акцентирует глубинную общность всех типов того, что может случиться с человеком, на базе общего признака неконтролируемости субъектом любых своих состояний.

Прототипическая ситуация в английском языке в этих случаях делает акцент на субъекта, контролирующего событие: he feels cold ('он испытывает холод'), или he is sad (выбрано предикативное прилагательное 'он грустен'), или даже he need, где вообще используется переходный глагол, предполагающий активное действие над объектом – в русском это значение передается с помощью возвратного глагола 'нуждаться в к. – л. / ч. – л.'. При этом в английской языковой картине мира эти разные состояния естественным образом представлены разными прототипическими ситуациями.

Рассмотрим, например, довольно сложный комплекс типовых действий, соединенный в неповторимую национально специфичную конфигурацию, который закреплен за такой типично русской прототипической ситуацией, как добираться куда-л. (на работу, домой и т. д.). Как указывает Анна А. Зализняк, в значение видовой пары добраться / добираться входит представление о том, что перемещение в другую точку пространства – процесс долгий, трудный и непредсказуемый. Так, в толкование глагола добраться входит такой блок смыслов: 'перемещаясь (1), преодолевая трудности (2), в физическом или каком-либо ином пространстве (3), достичь контакта с объектом (4), составляющим конечный пункт перемещения (5)'. В соответствующих английских глаголах to get или to reach представлены только компоненты (1), (3), (5), связанные с идеей 'достичь', причем to reach специализирован только для физического пространства (добраться до города), а для иного типа пространства используется уже другой глагол to achieve (добраться до начальства), – что не позволяет адекватно передать по-английски весь блок смыслов, присущий русскому глаголу добраться.

Специфичность этой прототипической ситуации для русского языка обусловливает наличие компонента (2) 'преодоление препятствий' и (4) 'достичь контакта с объектом': последний компонент привносится отчасти значением мотивирующего глагола брать (в виде его компонента 'касаться руками'). Это, по мнению Анны А. Зализняк, позволяет включить глагол добраться в один ряд с другими глаголами затрудненного целенаправленного перемещения, образованными присоединением различных приставок к основе – браться (выбраться, забраться, перебраться, подобраться и пр.).

Видимо, прототипическая ситуация добраться входит в состав более сложного фрейма, репрезентирующего разные аспекты и этапы комплексного действия (включающего в себя и характеристику внутренних состояний субъекта) по затрудненному целенаправленному перемещению куда-либо, наряду с глаголами собраться и выбраться: «В частности, добраться входит в группу глаголов с тем же корнем, что и собраться (что-то сделать) и выбраться (куда-то) или (к кому-то); содержательно они связаны между собой таким образом, что все три глагола описывают разные аспекты внутреннего состояния человека, находящегося перед необходимостью куда-то перемещаться: для этого надо собраться и выбраться, а потом еще и добраться. Все эти глаголы представляют действие по перемещению в пространстве как не полностью руководимое собственной волей субъекта, при этом выбраться акцентирует трудность начального этапа этого пути, добраться – финального…» [Зализняк 2006: 236–244].

За более сложные, комплексные ситуации или абстрактные логические операции (путешествовать, праздновать, ходить в те атр, объясняться в любви, доказывать теорему, читать лекцию и пр.) отвечают в языковой картине мира такие ментальные репрезентации, как фреймы.Сегодня существует множество пониманий этого многозначного понятия. В 1980-е годы в когнитивистике возникает концепция фреймов М. Минского. Согласно этой концепции, сталкиваясь с новой ситуацией или существенным образом пересматривая какую-либо проблему, мы ищем в своей памяти структуру, называемую фреймом, – хранимую в памяти сеть отношений, используемую при необходимости для адаптации к действительности в результате изменения деталей. Формально фрейм представим как структура узлов и отношений.