Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Возможно, нуждается в уточнении и тезис о том, что метаязыковая рефлексия в СМИ стала более активной. Большее количество метаязыковых контекстов в СМИ не означает возрастание их частотности. В период, который охватывается вниманием исследователей, возросло количество самих массовых изданий, появился Интернет, то есть увеличился объем речевой продукции. Безусловно, зависимость между либерализацией общественной жизни и ростом метаязыковой активности субъектов речи в СМИ существует, однако она, как представляется, должна быть опосредованной и более тонкой, чем принято считать.

Другое дело, что критические комментарии к выражениям, которые В. Хлебда называет «опорными знаками» советского мифа (лампочка Ильича, письма трудящихся, Все лучшее – детям!; первый в мире и т. п.), действительно, появились в печати только на исходе прошлого века.

Например, у Николая Антоновича Татаринова склонность к морализаторству проявлялась в виде рассуждений о значении слова: – Как ты сказал – «спасибо»? – Он услышал, как я за что-то сказал старушке спасибо. – А ты знаешь, что такое «спасибо»? Имей в виду, что в зависимости от того, знаешь ли ты это или не знаешь, понимаешь ли, или не понимаешь, может тем или иным путем пойти и вся твоя жизнь (В. Каверин. Два капитана).

Ср. с описываемыми В. Г. Гаком речевыми рефлексами – клишированными формулами, которые «используются в речи не с номинативными целями, а для организации модально-коммуникативной рамки высказывания» (говоря откровенно, Шутка ли сказать! Мы говорим на разных языках… и др.) [см.: Гак 1994].

Квазиавтонимными называют слова, «не являющиеся автонимными, но соответствующие автонимным именам в близких по смыслу высказываниях». Известно, что высказывания с такими именами легко преобразуются в высказывания с автонимными именами [см.: Шмелёв 1996: 171], например: А что такое лактометр, знаешь? – А что называют лактометром,знаешь?

Н. К. Рябцева называет подобные выражения ментальными перформативами [Рябцева 1992].

Можно сказать, что данная статья не только иллюстрирует, но и (пусть имплицитно) утверждает эти принципы, поскольку на сегодняшний момент нет отечественных работ, в которых была бы детально обоснована методика анализа обыденного метаязыкового сознания с позиции историка языка.

Структурное значение фиксирует место номинативной единицы в лексической системе языка. Выделяют два типа структурного значения: синтагматическое (валентность) и парадигматическое (значимость), которое определяют путем противопоставления данной единицы другим единицам в составе лексической парадигмы [см.: Новиков 1989: 175–176].

Ср. устное замечание А. Д. Шмелёва по поводу одного из обозначений: «Вряд ли стоит считать удачным термин «естественный лингвист». Означает ли он, что учёный-языковед – это лингвист «неестественный»?»

Д. Ю. Полиниченко использует термин «фолк-лингвистика» [Полиниченко 2007 б] для обозначения «промежуточной ступени между наивной сферой знания о языке и собственно наукой» [Полиниченко 2009: 67]. Этот термин, который сконструирован по аналогии с ранее созданным обозначением «фолк-хистори» (Д. М. Володихин), представляется нам не вполне удачным. Дело в том, что в европейском языкознании как эквиваленты русских терминов «наивная лингвистика», «народная лингвистика», «стихийная лингвистика» используются термины «folk linguistics)) (англ.) [см., напр.: Hoenigswald 1966; Bauman 1975; Bugarski 1980; Preston 2005; Niedzielski, Preston 2000 и др.], «Volklinguistik» (нем.) [Brekle 1985; 1986], «linguistique populaire» (франц.) [Brekle 1989; Paveau 2005; 2007; а также статьи в журнале: Linguistique populaire 2008]. Известны прецеденты использования термина «folk linguistics» без перевода в заметных (и часто цитируемых) работах отечественных языковедов [см., напр.: Ромашко 1987; Булыгина, Шмелёв 1998; 1999; 2000]. В этих условиях обозначение «фолк-лингвистика» устойчиво ассоциируется у специалистов не с более узкой областью «любительской лингвистики», а со всей сферой «наивных» (осознанных и бессознательных) представлений о языке. Кроме того, сегмент фолк- ассоциируется не только с понятием «народный», но и с понятием «фольклорный» и таким образом заставляет соотносить «фолк-лингвистику» с идеей коллективности. (Однако данный термин получил распространение, например, в Интернете [Омелин 2008]).

В то же время работы ряда исследователей обходятся без специального обозначения речевых отрезков, выражающих метаязыковые суждения, или же содержат названия частных видов таких фрагментов, соотносимые с их функцией: «…в ней [современной литературе] «разбросаны» многочисленные оценки языковой нормы, представления об эталонной речи, разнообразные, часто субъективные характеристики речевых нарушений и коммуникативных неудач» [Черняк 2006: 590], «он [автор] разъясняет или мотивирует наименование, дает ему эстетическую оценку, приводит всплывающие в сознании ассоциации – в общем, дает разнообразный комментарий к выбору слова» [Норман 1994 а: 40; разрядка в цитатах наша – М. Ш.] и т. п.

Следует учитывать многозначность и даже омонимию, развившуюся в практике использования данного термина. Так, в теории и практике перевода понятие метатекста используется для различения оригинала и перевода [см., напр.: Шаховский, Сорокин, Томашева 1998 и др.]; в работах по литературной критике метатекстом может называться текст критического произведения в отношении к прототексту (анализируемому тексту) [Лошаков 2002: 165]. В литературоведческих и лингвопоэтических работах представлено достаточно широкое понимание метатекста: с одной стороны, это метанарратив, «одновременное повествование о событиях и повествование о повествовании» [Тименчик 1981: 66; см. также: Лотман 1981; Цивьян 1995: 611], а с другой стороны, – сложный феномен, «надтекстовое» образование, которое включает в себя некий «затекстовый» фон, принципы его изображения в художественном тексте (особый «код») и реальное воплощение этого фона во всем корпусе произведений автора [Болдырева 2007: 20–21; 111].

Однако и в этом понимании термин получил семантическое развитие и используется в более широких значениях. Так, под метатекстом может пониматься всякий отход от непрерывного повествования (не только комментарий к коду), разного рода вставки, пояснения, «лирические отступления» и т. п. [см., напр.: Гилёва 2010].

О сложности и неоднозначности определения понятия «языковое сознание» (рассмотрение которого не входит в задачи нашей работы) см., например, в работе К. Ф. Седова [Седов 2009: 106–109].