Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Единицы метаязыка могут совпадать с единицами языка (например, метаязыковые термины), но могут представлять собой сочетания, которые не совпадают с традиционно выделяемыми единицами языка.

Графические выделения изучались как средство интонационной и смысловой «разметки» в письменной речи [Лигута 1975; Яковенко 2007 и др.], как стилистическое средство [Валуенко 1976; Арнольд 1979; Вашунина 1995; Артемова 2002; Ахметова 2006 и др.]; предпринимались попытки рассматривать графические выделения с точки зрения их семиотических (семантических) функций [Шварцкопф 1967; 1997; Рао Супжато 1996; Шубина 2004; 2006: 178–239; Бердичевский 2006: 7; Зализняк 2007; Кольцова 2007: 109–110]; в исследованиях, посвященных метаязыковой рефлексии носителя языка, кавычки интерпретируются как специальный маркер метаязыковой рефлексии [Кормилицына 2000; Вепрева 2005; Нечаева 2005; Пчелинцева 2006; Сидорова 2007; Трикоз 2010 б].

Есть основания говорить о метаязыковой функции и в тех случаях использования кавычек, которые регулируются основными правилами правописания: а) в собственных наименованиях типа ансамбль «Непоседы», магазин «Охотник» (поскольку маркируют употребление слова как онима, а не апеллятива) и б) для выделения прямой речи (здесь кавычки служат «переключателем» речевых планов, маркируют границу между высказываниями различных субъектов речи). Так, например, в зарубежных работах цитация рассматривается как инструмент реализации метаязыковой функции языка [Светашова 2009: 12]. Более того, кавычки могут быть единственным метапоказателем, например, при отсутствии нарицательного наименования предмета (кафе, кинотеатр, санаторий и т. п.). В предложениях с прямой речью пунктуационное оформление также может служить единственным метапоказателем (если отсутствуют слова, непосредственно обозначающие процесс речи / мысли). Ср.: В голове у Аннушки образовалась вьюга: «Знать ничего не знаю! Ведать ничего не ведаю!..» (М Булгаков. Мастер и Маргарита).

Выделенные курсивом выражения являются цитатами из стихотворения А. Пушкина: Исполнен отвагой,/ Окутан плащом, / С гитарой и шпагой/Я здесь под окном, а также: Шелковые петлик окошку привесь («Я здесь, Инезилья…»).

Цитата из монолога Нины Заречной: Люди, львы, орлы и куропатки,рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, – словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли… (А. Чехов. Чайка).

Выводы о специализации графических выделений требуют определенной осторожности, поскольку конкретные виды выделений могут быть продиктованы причинами технического характера и представлять собой выбор не автора, а редактора. Можно также наблюдать в разных изданиях одной книги различные способы выделения одних и тех же речевых отрезков. Делая вывод об авторском характере выделений А. Солженицына, мы руководствовались, во-первых, тем обстоятельством, что в тексте романа «Архипелаг ГУЛаг» используются разные виды выделения (кавычки, курсив, разрядка, ударение, капитализация), во-вторых, эти виды выделений используются достаточно последовательно и единообразно, о чем свидетельствует сопоставление разных изданий.

Наряду с многоточием показателями метаязыкового выбора часто выступают и другие средства: лексический повтор отрезков речи, предшествующих искомому слову, вокализации (гм, э-э, м-м и т. п.). Ср.: Так вот, сударыня, правосудию очень важно знать, был ли кто-нибудь из ваших, гм… из ваших хороших знакомыхвполне ознакомлен с расположением вашей квартиры (В. Брюсов. Последние страницы из дневника женщины).

Понятие аналога используется в различных лингвистических теориях. Так, например, союзными аналогами называют слова разных частей речи (наречия, частицы, междометия), которые выполняют в сложных предложениях функции скрепы, не будучи союзами в полном смысле этого слова [Русская грамматика 1980, II: § 3110 и др.].

Метатекстовые функции вставки рассматривались в ряде лингвистических работ [Куликова, Салмина 2002: 109; Шмелёв 2006; Онишко 1997 и др.].

Подобный прием поиска слова, характерный, для поэтической манеры М. Цветаевой, М. В. Ляпон назвала «блуждание вокруг денотата» [Ляпон 1989: 25], а М. Л. Гаспаров охарактеризовал как «уточнение образа», «топтание на месте, благодаря которому мысль идет не вперед, а вглубь» [Гаспаров 1997: 262].

С таким расширительным пониманием согласуется и множественное число существительных singularia tantum (вещественных пепси и фанта, собственного «Ассошиэйтед-пресс»).

Однако если метаязыковой смысл использования прописных / строчных букв отличается от конвенционального, автор вводит в текст необходимый вербальный комментарий: Мнят себя Бог знает кем, а потом старятся и умирают <���…> Раньше это слово велено было писать с маленькой буквы, я и писал. А сейчас уже не могу (Е. Попов. Подлинная история «Зеленых музыкантов»).

В другой терминологии – «графические игры» [Максимов 2004], графиксация [Изотов 1998: 76].

Аналогичные примеры с точки зрения их семантической специфики могут интерпретироваться и как прием псевдомотивации с использованием прописных букв [Ильясова 2002; Стахеева, Власкина 2009].

Ср.: Ты – муж, а слово «муж» в переводе на дачный язык значит бессловесное животное, на котором можно ездить и возить клади сколько угодно, не боясь вмешательства общества покровительства животных (А. Чехов. Трагик поневоле).

С точки зрения семантической и функциональной специфики нулевые метаоператоры можно сопоставить не с нулевыми окончаниями (которые противопоставлены материально выраженным не только нулевой формой выражения, но и собственным морфологическим значением), а с нулевыми суффиксами, которые выражают те же морфологические или словообразовательные значения, что и синонимичные им материально выраженные суффиксы, отличаясь от последних только отсутствием фонемного состава (ср., напр., материально выраженные и нулевые суффиксы прошедшего времени глагола: принес ла – принёс, а также нулевые словообразовательные суффиксы: глин яный, но золот()ой; ходь ба, но бего и т. п.).

Пример из статьи А. В. Леденёва, который рассматривает звуковые повторы (аллитерацию) как «графико-фонетические маркеры привилегированных значений» [Леденёв 2001: 451].