Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Ее Превосходительство. Мерси. Вот видите, какая у меня голова! Я, право, не знаю, зачем у меня самой есть имя? Это так ненужно, когда вся душа: не так ли, достоуважаемый Павел Егорович? / Г о-лова. Карпович, Карпов сын. (Потея.) Не могу знать, Ваше Превосходительство. Стало быть, нужно, коли дают. / Гавриил Гавриилович (хохочет). А для вывески-то? «Павел Карпович Маслобойников и сыновья, мука и бакалея».

Метаязыковые комментарии к онимам касаются их происхождения (1), ассоциативных связей (2), фоносемантики (3), описывают культурные коннотации (4), дают ониму общую оценку (5):

(1) Столовая гораназвана так потому, что похожа на стол,но она похожа и на сундук, и на фортепиано, и на стену – на что хотите, всего меньше на гору (И. Гончаров. Фрегат «Паллада»); (2)Где эти Кимры– никто толком не знал, но само слово «Кимры» не внушало доверия. Что-то среднее между кикиморойи мымрой(В. Токарева. Своя правда); (3)Помните, я вчера про лесника рассказывала? Его звали Вакх. Не правда ли, бесподобно? Черное лесное страшилище, до бровей заросшее бородой, и – Вакх! <���…> И там все такие. С такими именами. Односложными. Чтобы было звучно и выпукло. Вакх. Или Лупп. Или, предположим, Фавст (Б. Пастернак. Доктор Живаго); (4)«Шарик» – она назвала его… Какой он, к черту, «Шарик»? Шарик– это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей,а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес. Впрочем, спасибо на добром слове (М. Булгаков. Собачье сердце); (5)<���…> очень нравятся слова: Смоленск, Витебск, Полоцк… <���…> Я не шучу. Разве вы не знаете, как хороши некоторые слова? (И. Бунин. Жизнь Арсеньева).

Наблюдения над металексическими комментариями в художественных текстах позволяют сделать ряд выводов о специфике интерпретации слов и выражений «стихийным лингвистом».

1. Так, рефлексивы, посвященные словам и выражениям, могут не содержать вербального комментария: единицы, подвергающиеся метаязыковой оценке выделяются при помощи графических средств и / или акцентирующих метаоператоров, однако сама оценка не формулируется. Ср.:

Я очень хорошо понял, что если стану приставать к нему то нарушу кейф его (Я. Полонский. Квартира в татарском квартале); <���…> сам верховный обвинитель охотно разъясняет нам: «почти по всем трибуналам Республики прокатились (словечко-то) подобные процессы…» (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг).

Такая «авербальность» характерна только для металексических контекстов – другие явления языка / речи снабжаются более определенным комментарием. В подобных случаях отправитель сообщения уверен (и не без оснований), что адресат правильно поймет метаязыковую импликацию. Исследователи неоднократно отмечали многозначность рефлексивов без вербального комментария [см., напр.: Трикоз 2010 а]. Однако подобная многозначность фактически представляет собой асемантичность: очевидно, что выделение лишь фиксирует внимание на акте метаязыковой рефлексии, но не подсказывает направления «расшифровки» импликации. Нуждаются в дополнительном изучении факторы, которые обеспечивают адекватное восприятие читателем метаязыковых импликаций.

2. Предметом лексического комментирования в художественных текстах становятся не только единицы, которые традиционно рассматривают как явления лексико-фразеологического уровня (слова, составные наименования, фразеологизмы), но и некоторые сочетания слов нефразеологического типа, которые говорящий воспринимает как целостные единицы. Ср.:

У одного из восторжествовавших даже был вплоть сколот носос,по выражению бойцов, то есть весь размозжен нос, так что не оставалось его на лице и на полпальца (Н. Гоголь. Мёртвые души); <���… > с командиром его у меня сложились,как пишут в воспоминаниях генералы, хорошие отношения(А. Азольский. Диверсант) и т. п.

Выделенные в примерах сочетания не являются фразеологизмами, и если одни из них характеризуются хотя бы высокой степенью частотности [129](например, сложились хорошие отношения), то другие, напротив, отличаются необычностью, комментируются как чуждые словарю повествователя, а может быть, и неизвестные ему (например, сколот носос). Однако комментаторы выделяют эти формулировки из речевого потока как целостные единицы – как выделяют слова и фразеологизмы. Не будучи в строгом смысле единицами языка, эти выражения представляют собой единицы, которыми оперирует языковое сознание.

Б. М. Гаспаров пишет о существовании в памяти носителя языка особых образований, которые он называет коммуникативными фрагментами. Это «отрезки речи различной длины, которые хранятся в памяти говорящего в качестве стационарных частиц его языкового опыта и которыми он оперирует при создании и интерпретации высказываний» [Гаспаров 1996: 119]. Автор приводит примеры коммуникативных фрагментов и дает следующие разъяснения: «Например, такие выражения, как сам построил дом, строительство жилых домов, в недавно построенном доме, чтобы построить дом, нужно/требуется…, представляют собой различные коммуникативные фрагменты. Они существуют в моей памяти целиком, в качестве готовых к употреблению кусков языкового материала. Я не образую эти сочетания по правилам синтаксического построения именной или глагольной фразы, не думаю о том, какие «падежные формы» имеет лексема дом и какая из этих форм мне понадобится в составе того или другого выражения; я не делаю всего этого… языковая память выносит те или иные из этих выражений на поверхность моего сознания» [Там же: 119]. Коммуникативные фрагменты могут быть различны по структуре и протяженности: от «осколка» слова до предложений и их сочетаний [Там же: 120]. Возможно, восприятие таких единиц как целостных и самостоятельных отчасти объясняет встречающуюся в нелингвистических текстах «неточность», когда термин слово употребляется для обозначения «не-слова». Ср.:

В таком безотрадном положении Иван Васильевич утешался, однако ж, отрадною надеждою отправиться за границу,воображая, что в чужих краях он легко приобретет познания, которые не сумел приобрести в отечестве. Вообще слово за границуимеет между нашей молодежью какое-то странное значение. Оно точно как бы является ключом всех житейских благ (В. Соллогуб. Тарантас); – Значитца, так, – начал с любимой присказки Степанов <���…> / – Значитца, так, – отыграл Петренко Степанову его же слово-паразит<���…> (А. и С. Литвиновы. Отпуск на тот свет) и др.

Квалификация неоднословного сочетания как о д н о г о слова в приведенных примерах не может быть связана со слитным произношением, поскольку авторы, фиксируя речь на письме, отдают себе отчет в раздельнооформленности сочетания. Однако можно предположить, что обыденным сознанием такие выражения фиксируются как целостные единицы (Возможно, дополнительным фактором такого восприятия является семантический «отрыв», лексикализация словоформы с предлогом за границу – она воспринимается как самостоятельная семантическая единица – ср. современное разговорное заграница).