Александр Пеньковский - Очерки по русской семантике
- Название:Очерки по русской семантике
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Знак»5c23fe66-8135-102c-b982-edc40df1930e
- Год:2004
- Город:Москва
- ISBN:ISSN 1726-135X, 5-94457-166-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Пеньковский - Очерки по русской семантике краткое содержание
В книге известного лингвиста и культуролога проф А.Б.Пеньковского собраны его работы по русской семантике, представляющие несколько циклов устойчивых исследовательских интересов автора. Среди них – общекатегориальная семантика и семантика концептов, семантика наречий и семантика собственных имен, фонетическая семантика и семантика орфографии. Читатель встретит здесь не только работы, опубликованные ранее (при подготовке к переизданию они все были заново отредактированы и дополнены новым материалом), но и работы последних лет, еще не видевшие света.
Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся живой жизнью языка.
Очерки по русской семантике - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
3.2. Аксиоматически же принимаемое положение об аграмматичности русских наречий как о феномене, находящемся в естественной и не нуждающейся в доказательствах связи с их «аморфностью». Но «аморфность» наречий не может быть признана свидетельством их аграмматичности, поскольку наряду с грамматикой форм словоизменения существует множество других «грамматик», которые – вплоть до грамматики средств акцентно-интонационного выделения – наречия могут поставить себе на службу. Аграмматичность же наречий, поскольку никто и никогда не показал их безразличия к образующим открытое множество грамматическим признакам их микро– и макроконтекстов, – есть миф, обязанный своим возникновением формоцентризму традиционного учения о частях речи, сложившегося еще в «дотекстовую» эпоху. Этот миф должен быть развеян. Учение о наречии нуждается в смене всей научной парадигмы – с изменением предмета, базы, направления и методов исследования.
4.0. Центром такого исследования должна стать грамматическая семантика наречий. Формулируя эту задачу, мы исходим из того, что наречия обладают значительным и имеющим потенции дальнейшего расширения и развития репертуаром скрытых грамматических значений, скрытых категориальных грамматических признаков, образующих их собственную, но только скрытую грамматику, которая является такой же реальностью, какой мы считаем невидимую часть светового спектра.
5.0. Как и все скрытые категории, категориальные признаки наречий выявляют себя через различные сочетаемостные, конструктивные, позиционные и иные ограничения, которые накладываются на употребление наречного слова и составляют сущность стихийно сложившихся, но не получивших кодификации, узуальных норм, действующих в адвербиальной сфере. Но поскольку такие ограничения не даны нам в прямом наблюдении, то их поиски – до тех пор, пока стоящие за ними признаки в основной своей массе остаются неизвестными, – неизбежно подчинены сказочному принципу «пой-ди туда, не знаю куда…» и не могут осуществляться сколько-нибудь целенаправленно. Поэтому, а также вследствие необходимости одновременного учета неопределенного множества взаимодействующих факторов, что невозможно без предварительного накопления для каждого наречия значительного корпуса текстовых данных, они трудоемки, но мало перспективны и обещают лишь случайные открытия и находки. Эта ситуация, сущность которой состоит в том, что «явленное» нам в речи мы, «имея очи, не видим и, имея уши, не слышим и не понимаем», объясняется (как и аналогичная ситуация в сфере культуры) нашим замкнутым нахождением внутри традиции и отсутствием дистанции между наблюдателем и объектом наблюдения. Задача, следовательно, заключается в том, чтобы трудно реализуемое «можно видеть» преобразовать в гарантированное «нельзя не увидеть», а для этого, как подсказывает семантика наречия заметно (заметно 1‘ так, что можно видеть’ – заметно 2 ‘в такой степени движения признака, что нельзя не увидеть’), необходимо преодолеть неподвижность системы, внести в нее динамический импульс. Этого можно достичь двояким образом: 1) Привести в движение объект наблюдения (динамическая синхрония);
2) Вывести наблюдателя за пределы системы, изменив тем самым его позицию и точку зрения (диахроническая статика).
5.1. Движение объекта, делающее его видимым для неподвижного наблюдателя, обнаруживается при нарушающем интуитивно осознаваемую нами норму употребления наречного слова в семантической сфере и в контексте другого наречия – его противочлена. Каковы бы ни были основания, причины или цели, а также частные последствия такого сдвига, важно то, что он позволяет нам, представляя аппликативно, в совмещении, сразу оба члена наречной пары, установить и основание для их объединения, и те скрытые различительные признаки, на которых строится их противопоставление. Так, в примере Казалось бы, глупо обвинять всех «чохом» (Правда. 1990) помеченное метафорическими кавычками употребление чохом на месте огульно / огулом свидетельствует о нормативном противопоставлении членов этой пары по признаку «одушевленность – неодушевленность». Ср. еще: Думая о прозе Т. Толстой, я навязчиво вспоминаю булгаковскую фразу… (Лит. Обозр. 1989), откуда неотступно / неотвязно – навязчиво («рефлексивность – нерефлексивность»); Кто вернет Клименкину годы, которые он просидел в тюрьме, как выяснилось, необоснованно? (Ю. Аракчеев), откуда (ср.: Его посадили / Он был посажен необоснованно / безвинно – Он просидел безвинно) безвинно – необоснованно («объект-пациенс – субъект-фациенс») и т. п. Факты такого рода, однако, достаточно редки (явное свидетельство того, что сфера грамматической семантики наречий находится сейчас в состоянии относительной стабильности и покоя) и массового материала для решения поставленной задачи дать не могут. Воспользуемся поэтому другим источником.
5.2. Обращение к диахронии отнюдь не предполагает обязательного возвращения к истокам, поскольку на открывающемся с этой высоты многовековом пространстве взгляд наблюдателя может различить лишь самые общие направления развития адвербиальной сферы, что, собственно, и описывает историческая грамматика, мысля при этом, естественно, лишь самыми общими категориями. Здесь же нужен такой временной масштаб, который позволяет видеть конкретные формы и различать в них мельчайшие детали. Эту возможность мы получаем, избирая в качестве точки отсчета то состояние адвербиальной сферы, в котором она находилась в русском литературном языке конца XVIII – начала XIX в. Как показало проведенное нами исследование, отношения между единицами в наречных парах, пучках, рядах и многочленных группах до конца 3-й четверти XIX в. оставались отношениями неупорядоченной или слабо упорядоченной эквивалентности. Наречия в таких объединениях не обнаруживали сколько-нибудь существенных различий в значениях, валентностных и сочетаемостных возможностях и свободно замещали друг друга в тождественных или близких контекстах. С другой стороны, благодаря широте и диффузной размытости наречной семантики одно и то же наречие могло свободно использоваться в различных контекстах. Ср. отношения между бережно и осторожно; беспрекословно и беспрепятственно; вечно, навечно, всегда, навсегда; врасплох и неожиданно, нежданно, нечаянно; второпях и в спешке и т. п. Приводимые ниже примеры, произвольно выбранные из открытого множества контекстов, отражающих общие нормы наречного словоупотребления этой эпохи, позволяют сразу же интуитивно осознать, насколько эти столь близкие нам по времени нормы далеки от соответствующих современных: Он встал и бережносделал несколько шагов (Г. П. Данилевский); Осуждены смотреть безмолвно, Как зло, корысть – беспрекословноЗавоевали целый свет (М. А. Дмитриев); Я вечно не изменю этой клятве (Н. А. Полевой); Если бы мне врасплохпредложили подобный вопрос… (А. Н. Апухтин); Вернувшись, он застал жену свою второпях… (А. Ф. Вельтман); Он шагу не ступит, чтоб не подумать, будет ли этот шаг довольнопрост (В. Н. Майков); Кирьян остался на месте и заметноподжидал его (А. Ф. Писемский); Дядюшка самопроизвольнопришел послом от жены (Л. Н. Толстой) и др. под. Вдумываясь в такого рода факты, неограниченно представленные на страницах множества общедоступных текстов XIX – начала XX в. («от Пушкина до Горького») и явно убывающие по мере приближения к нашему времени, мы получаем основания для ряда достаточно важных и общезначимых выводов. С 70-х годов XIX в. адвербиальная сфера, функционировавшая на началах свободного варьирования, подвергается кардинальным преобразованиям. Здесь идут, усиливаясь и углубляясь, многочисленные и разнонаправленные процессы дифференциации. Они вносят в слабо связанные распадающиеся наречные множества все более строгие принципы внутренней упорядоченности – с все более тонкой и четкой специализацией их членов, с все более жесткими ограничениями, накладываемыми на их употребление, с выделением в ходе ветвящейся многоступенчатой бифуркации все новых и все более мелких семантических признаков, которые определяют развитие отдельных наречных рядов и всей адвербиальной сферы в целом, обусловливают возрастающую сложность и уникальность содержания отдельных ее элементов и превращают ее в высокоорганизованную систему.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: