Александр Пеньковский - Очерки по русской семантике

Показательно также преобразование по модели «имя + отчество» личных именований, представляющих сочетание имени с прозвищем или с высоким приложением-эпитетом в функции второго имени. Отсюда такие широко представленные в былинном языке образования, как Михаил Козарьевич (< Михаил Козарин), Мишаточка Путятович (< Мишаточка Путята) или Змей Тугаринович (< Змей Тугарин), Бурушка Косматьевич (< Бурушка косматый) и др. под. Ср. также менее распространенные случаи типа Иван Златоустович (с. Б. Удолы Вязниковского р-на Владимирской обл.) < Иван Златоуст или соотношение русского народнопоэтического Днепр Словутич и укр. Днiпр-Славута и т. п. Ср. также: «Зачем завозить то зерно, какое уже и дома можно намолачивать с лихвой? Куда же смотришь, Госплан Союзович? (Ю. Черниченко. Две тайны // Литературная газета, 19 июля 1984 г.). Или: «И с Весной Апрелевной / Не встречать у пристани / Юности подстреленной…» (Е. Савинов. «Все тянулось медленно…», 1977).

Особо должна быть отмечена связанная с историей формирования патронимических имен и возникновением на определенном ее этапе омонимии отчеств и фамилий на – ов (ср. намеренно самоуничижительно-насмешливую – в пику аристократам! – авторекомендацию Евгения Васильевича Базарова встречающим его Кирсановым-старшим: «-…позвольте узнать ваше имя и отчество? – Евгений Васильев, – отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом» – И. С. Тургенев. Отцы и дети, II, 1861) возможность аналогичной трансформации образований, построенных по двухкомпонентной модели «имя + фамилия». Таково превращение Гришки Отрепьева в Гришку Отрепъевича («Приехал в Москву самозванный царь, Самозванный царь Гришка Отрепьевич» // Былины Севера. Т. II, № 108) или, например, какого-нибудь М. Я. Лонгинова в Михаила Лонгиновича (М. Е. Салтыков-Щедрин. Январь 1864 года).

2.2. О влиятельности рассматриваемой модели свидетельствует, несомненно, и яркий прием конструирования личных и персонифицирующих именований из неантропонимов путем присоединения к ним одного из узкого круга готовых «ключевых» отчеств.

Таковы, во-первых, персонифицирующие именования природных объектов типа Гром Иванович, Мороз Иванович, Дон Иванович, Дунай Иванович (ср. также более поздние Урал Иванович и Амур Иванович) и т. п. в языке различных народно-поэтических жанров и, в качестве реминисценции, в живой народной речи. Ср. также в стилизации: «– Здравствуй, Заря-Заряница, красна девица! Здравствуй, День Иванович!…» (В. Пулькин. Кижские рассказы).

Таковы, во-вторых, некоторые персонифицирующие именования животных типа Гаган Иванович (для гуся), Котофей (Котай, Котонайло, Кысарей) Иванович (для кота), Лисафья (Лисава, Лисавета) Ивановна (для лисы), Петушайло Иванович (для петуха), обычные в языке загадок, русской сказки и других сопре-дельных жанров.

Вместе с некоторыми другими, вполне антропоморфными именами животных, каковы Хавронья Ивановна (для свиньи), Михаил Иванович (для медведя), Марья Ивановна (для медведицы) и Левон(тий) Иванович (для волка), они образуют особый антропоморфный именник, противопоставленный апеллятивному именнику всех остальных домашних и диких животных. [133]

Сходные антропоморфные именования предметов обнаруживаются и в иных случаях. Таковы, например, ритуальные (в заговорах) именования типа Анна Ивановна (в обращении к полуношнице, особой детской болезни) или Соломония Ивановна (в обращении к целебной росе) и т. п. (см.: Я. С. Ефименко. Материалы для этнографии русского населения Архангельской губернии. Ч. 2. М., 1879). Ср. также именования предметов, принятые в практике общения тех или иных узких коллективов, например, имя самовараИван Иванович в семье художника Серова (см.: Я. Я. Симонович-Ефимова. Воспоминания о В. А. Серове. Л., 1964. С. 21) или в индивидуальном употреблении: профессиональный шулер Ихарев любовно называет свою колоду крапленых картАделаидой Ивановной: «…Вот она заповедная колодишка – просто перл! За то ж ей и имя дано: да, Аделаида Ивановна. Послужи-ка ты мне, душенька, так, как послужила сестрица твоя, выиграй мне так же восемьдесят тысяч, так я тебе, приехавши в деревню, мраморный памятник поставлю…» (Н. В. Гоголь. Игроки. Ч. II, 1836–1842); «…Он снял саблю и, сказав: “Подождите здесь, Софья Ивановна !”, поставил ее в угол…» (Н. А. Некрасов. Очерки литературной жизни, 1845); «Анатолий Васильевич пил местную минеральную воду, принимал дигиталис и строфантин, который он величал “Строфантин Иваныч”» (Н. А. Луначарская-Розенель. Последний год // Прометей. Т. I. M., 1966. С. 225). Ср. также: «Они боготворили завод. Машины для них были живыми. Они звали домну “ Домной Ивановной ”. Они звали мартеновскую печь “дядей Мартыном”…» (И. Эренбург. День второй, 3) и т. п.

Таковы, в третьих, оценочно-характеризующие личные именования (преимущественно вокативы) типа Балда Иванович (Ивановна) и под., широко распространенные в говорах, просторечии и разговорной речи. Ср., например, в одном из рязанских говоров: «Кроф’ он штол’? Он д’ит’ам кроф’, а мн’е он – Ч ’ орт Иваныч!..» (Словарь современного русского народного говора. М., 1969. С. 253). Ср. также: «– Эх вы, Декадент Иванович, – грубо махнул на него рукой Аргаковский, – тряпку вам сосать!..» (А. И. Куприн. Поединок, 1905);«…чем чище, чем возвышеннее казалась она ему несколько минут пред тем, тем больнее резали его ухо грубые, циничные слова и выражения: “интересный мужчинка”, “ Захудай Иваныч” и тому подобные mots кафешантанного лексикона» (Ф. Ф. Тютчев. Денщик, 1888); «…смеялись над рассказом Ивана Гнедых, как он в селе пищу покупал: – Говорю ему, Идолу Иванычу: для лесных братьев получше отпускай, разбойник…» (Л. Андреев. Сашка Жегулев, II, 2); «[Тропачев – Василию Семеновичу Кузовкину]…Ну, как вы поживаете, Имярек Иваныч? Я вас давно не видал…» (И. С. Тургенев. Нахлебник, 2, 1848); «-…Танцуешь с какой-нибудь кривулей ивановной, улыбаешься по-дурацки, а сам думаешь…» (А. Чехов. Один из многих); «– А ты что же, обалдуй иванович, зачем ты той девице дал адрес? Котелок твой соображает?…» (Ю. Пиляр, Последняя электричка, II); «…он никакой: ни матки, ни батьки нет, а так – пришей кобыле хвост, пристебай иванович» (В. Козько. Високосный год); Разбудил Володьку отец. Ты что же это, Соня Ивановна? – Уроков очень много, – вздохнул Володька. – Я вчера до трех часов ночи занимался…» (Л. Пантелеев. Индиан Чубатый); «Утром, во время лабораторных, Юра вышел на улицу. Я спросил: “Ты куда?” Он ответил: “Передать ключи отцу”. А это был не отец, а этот Тип Иванович…» (А. Рыбаков. Выстрел, 34 – речь идет о темном дельце Валентине Валентиновиче Навроцком); «– Ну чего, чего, трус Иваныч? Чего ты?» (Г. Бакланов. Друзья, VII); «– Ты что же это, Шут Иванович, на репетицию не приходил? – набросился на него комик…» (А. П. Чехов. Актерская гибель) и т. п.