Аркадий Абрикосов - Из жизни патологоанатома

Возможен и другой вариант. Хирург совершает ошибку во время операции. Пациент умирает. Тяжело переживая случившееся, хирург понимает, что больше оперировать не сможет. А до пенсии еще далеко, к примеру пятнадцать лет. Хирургу приходится переквалифицироваться в патологоанатомы, потому что у него нет другого выбора.

Определенная логика в этих сюжетах присутствует. Что делает хирург? Режет и вырезает. То же самое делает и патологоанатом. Хирург работает с живыми людьми, а патологоанатом – с мертвыми. С мертвыми работать проще. Если разрез криво сделаешь – ничего страшного. Да и вообще, того, кто умер, повторно уже не «зарежешь».

А что вы скажете по поводу такого вот сюжета? Учитель физкультуры, которому не позволяет работать болезнь суставов, переквалифицируется в учителя математики или, скажем, химии. Математику же не надо постоянно пребывать на ногах, да еще и бегать-прыгать. Можно же и сидя за столом урок вести.

Скорее всего вы скажете, что такого быть не может. Для того чтобы преподавать математику или химию, учителю физкультуры придется долго учиться. Ну и что, что у него образование педагогическое? Педагоги бывают разными.

То же самое можно сказать и о врачах. Как может хирург, изрядно подзабывший за годы работы хирургом гистологию и патологическую анатомию, перейти от хирургического стола к секционному? В институте мы изучаем все предметы, но в конечном итоге в голове остается то, что используется в работе. Задайте мне сейчас вопрос из раздела глазных болезней или из оперативной хирургии (а у меня по этим предметам были твердые заслуженные пятерки), так я вам могу и не ответить, потому что многое забыл. Точно так же будет и с хирургом. Зачем ему нужно помнить нюансы клеточного строения? У него совершенно иные задачи. И в работе патологоанатома, как вы уже знаете, умение орудовать ножом – не самое важное умение. В конце концов, органы извлекает из тела и убирает обратно санитар. Мне самому приходится делать это очень редко, буквально несколько раз в год, когда санитар болеет и заменить его некому.

Для того чтобы переквалифицироваться в патологоанатомы, хирургу, кроме желания, нужно будет пройти двухгодичное обучение в клинической ординатуре по патологической анатомии. Уйти сегодня из операционной, а завтра прийти в секционный зал не получится. Да и есть ли в этом смысл? Ведь хирург, который по состоянию здоровья или велению души не может больше оперировать, всегда может перейти на амбулаторную работу – сесть на хирургический прием в поликлинике. А еще можно заняться преподаванием – на кафедре вуза или в медицинском училище, это уж в зависимости от статуса. А еще можно перейти на административную работу, к примеру стать заместителем главного врача по хирургии. Отказ от операций не означает автоматического прощания с хирургией. В конце концов, можно остаться работать в отделении, но больше не оперировать, а просто наблюдать пациентов.

– Вот зачем ты написал эту совершенно ненужную главу? – спросила меня жена, прочитав черновик. – Выбрось ее! Она тут ни к месту.

– Очень даже к месту, – ответил я. – Может, мне за мою специальность обидно? Может, мне не нравится такой подход, когда ее выбирают вынужденно, потому что больше нечем заняться? Что привело вас на работу в патологоанатомическое отделение? Ах, вы не поверите – превратности судьбы!

А еще я краем глаза видел, как в каком-то сериале главный врач говорил крепко пьющему врачу-кардиологу: «Не знаю, что с тобой делать? Разве что в морг перевести?» Комментарии, как говорится, излишни.

В тридцатые годы прошлого века бытовало мнение о том, что очень скоро все болезни будут побеждены и люди станут умирать от старости, грубо говоря от износа организма (простите, если кому-то это выражение показалось малоуместным, но лучшего я не нашел). Основания для такого оптимизма имелись. Медицина тридцатых годов XX века отличалась от медицины восьмидесятых годов XIX века, как небо и земля. Налицо был прогресс по всем направлениям, что в диагностике, что в лечении. Одно только появление препаратов инсулина произвело настоящую революцию в науке. В сороковые годы XX века в арсенале медицины появились антибиотики – пенициллин, стрептомицин, хлортетрациклин, неомицин. Современному человеку трудно, а то и вовсе невозможно представить жизнь без антибиотиков. У нас другая проблема – не увлекаться ими чрезмерно, не принимать их без показаний.

На дворе – XXI век, а люди тем не менее продолжают умирать от болезней. В Международной статистической классификации болезней и проблем, связанных со здоровьем, указана старость. Но лично я за все время работы ни разу не видел человека, умершего именно от старости. Коллеги, которые работают в одном отделении со мной, тоже не видели таких людей. Всегда находится серьезная болезнь, которая стала причиной смерти. Более того, в наше время указание старости в качестве причины смерти считается дефектом работы патологоанатома. Поленился, мол, искать настоящую причину смерти, воспользовался тем, что покойник старше 80 лет и написал, что он умер от старости. Нам даже сверху прислали официальное письмо, в котором говорится, что указывать старость в качестве причины смерти можно только в том случае, когда у человека «от 80 и старше» не было ранее зафиксировано ни одного хронического заболевания, могущего стать причиной смерти. Вот чтобы ничего не было бы в медицинской документации. Но с учетом того, что у нас диагноз ишемической болезни сердца буквально «раздается» налево и направо, врачу проще выставить в качестве причины смерти острую сердечно-сосудистую недостаточность.

Впрочем, я увлекся и съехал на сугубо профессиональную тему, за что прошу прощения. Вообще-то я собирался написать о другом – о том, что несмотря на невероятный прогресс, который наблюдается в течение последних ста лет, многие болезни остаются непобежденными и люди продолжают от них умирать. А также о том, как этот факт действует на нас, врачей-патологоанатомов.

Если говорить честно, то оптимизм первой половины прошлого столетия был обусловлен скудостью знаний. Чем меньше знаешь, тем проще все выглядит. Простое, неглубокое представление о болезни порождает необоснованный оптимизм. Что такое гипертония? Пустяковая проблема! Сейчас мы по ней как ударим папаверином! А начнешь вникать, так столько всего выяснишь, что голова кругом пойдет.

Был в советское время известный ученый академик Александр Александрович Богомолец, который занимался вопросами патологической физиологии и онкологии. Работал он в Саратове, Москве и Киеве и везде проявил себя не только, как ученый, но и как организатор. В частности, в Киеве, в 1941 году перед самой войной Богомолец создал диспансер борьбы с преждевременной старостью, который позднее был преобразован в Научно-исследовательский институт геронтологии (это наука о старении и способах борьбы с ним). Богомолец считал, что среднюю продолжительность жизни человека можно довести до 100 и более лет, и обосновывал это в своих работах. Давайте посмотрим, как он собирался продлевать жизнь. Только сначала хочу уточнить, что академик Богомолец был авторитетным ученым своего времени, президентом Академии наук Украинской ССР и вице-президентом Академии наук СССР. Иначе говоря, его научные взгляды признавались обществом и служили ориентирами для других ученых.