Аркадий Абрикосов - Из жизни патологоанатома

Находка, о которой я хочу рассказать, была уникальной в своем роде. Насколько мне известно, никто из моих коллег никогда ничего подобного во время вскрытия не находил. Характер находки был таким, что научную статью об этом не напишешь, а вот в своих записках рассказать можно.

Пятидесятивосьмилетний мужчина, охранник супермаркета, был доставлен к нам в больницу по скорой, с работы. Внезапную потерю сознания врач скорой помощи расценил как симптом кровоизлияния в мозг и не ошибся. Там действительно был геморрагический инсульт. В неврологической реанимации пациент прожил одиннадцать с половиной часов. Во время вскрытия клинический диагноз полностью подтвердился – там был геморрагический инсульт по типу внутримозгового кровоизлияния в левое полушарие головного мозга, осложнившийся отеком мозга. Шансов выжить у пациента практически не было.

В тот день ассистент кафедры нервных болезней, находящейся в нашей больнице, привел на вскрытие группу студентов. К нам же приходят не только в рамках занятий по патологической анатомии. Если случай сложный или интересный в клиническом смысле (постановку некоторых диагнозов можно сравнить с запутанным детективным расследованием), то студентов приводят к нам и преподаватели других кафедр. А иногда студенты или ординаторы приходят по своей инициативе. Мы никого не прогоняем, только требуем соблюдения правил. В шуточной форме эти правила формулируются так: «Попусту не болтать и под руку не толкать». «Не болтать» касается не только разговоров на отвлеченные темы в секционном зале. «Зрителям» категорически запрещается давать какую-либо информацию о вскрытии родственникам умерших. Информировать родственников могут только патологоанатом, производивший вскрытие, или лечащий врач, ну и заведующие отделениями (нашим и тем, в котором лечился умерший) тоже.

Начал я, как обычно, с головного мозга, так что причина смерти была установлена в самом начале вскрытия. Некоторое время ушло на изучение подкожной гематомы [19] Гематомой называется посттравматическое скопление крови внутри человеческого тела, возникшее в результате разрыва кровеносных сосудов. в области затылка. Кто-то из студентов спросил, не могло ли кровоизлияние возникнуть в результате удара по голове. Я сказал, что нет, и объяснил, почему считаю гематому следствием удара головой о пол при падении.

Исследование органов грудной клетки ничего интересного не дало, разве что показал студентам, во что превращаются легкие курильщика со стажем. Картина, мягко говоря, неприглядная. А вот в желудке меня ждал «сюрприз» – большой (около 15 см в диаметре) ком непонятно чего. Сначала я подумал, что это полупереваренное тесто, но предположение оказалось ошибочным.

– Безоар! [20] Безоар, или безоаровый камень, – это инородное тело органического происхождения (из плотно свалянных волос или волокон растений) в желудке жвачных животных, преимущественно у безоаровых козлов, диких предков домашней козы. – пошутил кто-то из студентов. – Покойник явно боялся, что его могут отравить [21] В древности безоару приписывали магические свойства, например, считали его универсальным противоядием. .

– Все мы чего-то боимся, – сухо и немного резко сказал я, давая понять, что считаю подобные шутки в секционном зале неуместными. – Но это не безоар, а что-то другое.

Промыв находку водой, я поставил «диагноз». То был комок монтажной пены, иначе говоря – кусок пенополиуретана! В желудке человека, который работал охранником!

Почему я подчеркиваю, что умерший пациент работал охранником?

Дело в том, что при обнаружении монтажной пены в желудке первым делом приходит на ум мысль о психическом заболевании. В самом деле – никто же не станет в здравом уме глотать монтажную пену. Судя по крупному размеру комка, пена была проглочена в жидком виде, а оформилась в ком и затвердела уже в желудке. Находился этот ком в желудке давно, потому что поверхность его носила следы воздействия желудочного сока, содержащего соляную кислоту. Кислота потихоньку разъедала пену и поверхность кома стала шероховатой.

Так вот, на психическое состояние охранников их начальство обычно обращает внимание. Вдобавок у них при трудоустройстве просят «неученые» справки из наркологического и психоневрологического диспансеров. Таким образом, психически нездоровому человеку относительно сложно попасть в охранники. Да, конечно же, не везде ведется строгий отбор и не везде есть строгий контроль, но в крупной торговой сети, заботящейся о своей репутации, охранникам должны уделять внимание.

Мои соображения подтвердила дочь умершего, которая забирала тело. Я рассказал ей о странной находке и спросил, может ли она как-то ее объяснить, а также спросил, не замечала ли она за отцом каких-то странностей в поведении. Дочь (она жила отдельно) сказала, что отец был абсолютно адекватным человеком, отставным майором пограничной службы, а откуда в его желудке взялась пена, она никакого понятия не имеет.

Но тем не менее пена в желудке была! Мы оставили комок в качестве экспоната в небольшом музее нашего отделения и сломали свои светлые головы в бесплодных попытках найти ответ на вопрос: «зачем ему понадобилось глотать пену». Если отбросить в сторону психическое заболевание, то единственное, что приходило на ум, так это пари. Люди иной раз заключают очень странные пари, особенно в нетрезвом состоянии.

Но глотать монтажную пену? Которая липнет к губам, к языку, к пищеводу? К влажной слизистой оболочке пищеварительного тракта пена липнет меньше, чем к сухой коже, но все равно глотать ее тяжело, очень тяжело. Ладно – такое можно ожидать от подростка, который для самоутверждения в кругу сверстников готов сделать что угодно. Но взрослый мужчина, отставной офицер-пограничник вряд ли заключит такое пари, даже в нетрезвом виде. (Прошу вас – не пробуйте произвести такой опыт, ни к чему хорошему это не приведет.)

Загадка осталась неразгаданной. Я вспомнил об этом случае на ежегодной встрече с однокурсниками. Мы собираемся «малым кворумом» из полутора десятков человек в первое воскресенье августа. Собираются друзья, а не просто однокурсники, поэтому встречи получаются приятными, и я стараюсь их не пропускать. На «большой» встрече, когда собирались все выпускники нашего года (на деле было примерно 60 %), я был всего один раз – когда отмечалось десятилетие со дня окончания университета. Больше не пойду, потому что не понравилось. Собираются вместе люди, которых жизнь давно разбросала в разные стороны. Нет точек соприкосновения, нет общих тем для разговора, кроме того, что мы учились в одном вузе. Примерно полчаса уходит на общение в стиле «а, помнишь?», дальше становится непонятно – о чем еще можно поговорить? Бежал я с этой встречи быстрее лани, и больше на такие мероприятия не пойду. Малый кворум – совершенно другое дело. Собираются друзья, которым есть, о чем поговорить, и которых такие встречи радуют.