Хайдер Варрайч - Современная смерть. Как медицина изменила уход из жизни

Хотя лишь 6 % врачей полагают, что религия оказывает влияние на реальный исход лечения [346] Curlin et al., Physicians’ observations. , множество исследований доказывает, что религиозная принадлежность врачей и степень их набожности важны при принятии решений, касающихся медицинских мер (или их отсутствия) в конце жизни пациента. Анализ данных о врачах из Израиля [347] Wenger NS, Carmel S. Physicians’ religiosity and end-of-life care attitudes and behaviors. Mt Sinai J Med . 2004; 71 (5): 335-43. , США [348] Curlin FA, Nwodim C, Vance JL, Chin MH, Lantos JD. To die, to sleep: US physicians’ religious and other objections to physician-assisted suicide, terminal sedation, and withdrawal of life support. Am J Hosp Palliat Care . 2008; 25 (2): 112-20. и Европы [349] Cohen J, van Delden J, Mortier F, Lofmark R, Norup M, Cartwright C, et al. Influence of physicians’ life stances on attitudes to end-of-life decisions and actual end-of-life decision-making in six countries. J Med Ethics . 2008; 34 (4): 247-53. показал, что более религиозные врачи с большей вероятностью выступают против эвтаназии и прекращения лечения безнадежно больных пациентов. Похожая закономерность была выявлена и среди медсестер [350] Asch DA, DeKay ML. Euthanasia among US critical care nurses. Practices, attitudes, and social and professional correlates. Med Care . 1997; 35 (9): 890–900. . Одно европейское исследование свидетельствует, что пациенты тех врачей, которые не указали никакой религиозной принадлежности, живут после отмены поддерживающего жизнедеятельность лечения куда дольше, что позволяет предположить, что более религиозные врачи чаще откладывают принятие такого решения почти до момента смерти пациента [351] Sprung CL, Maia P, Bulow HH, Ricou B, Armaganidis A, Baras M, et al. The importance of religious affiliation and culture on end-of-life decisions in European intensive care units. Intensive Care Med . 2007; 33 (10): 1732-39. .

Однако убеждения врачей являются гибкими и обычно соответствуют культурным нормам той страны, где они практикуют [352] Romain M, Sprung CL. End-of-life practices in the intensive care unit: the importance of geography, religion, religious affiliation, and culture. Rambam Maimonides Med J . 2014; 5 (1): e0003. . Например, тогда как в некоторых мусульманских странах понятие отказа от проведения реанимации вообще отсутствует и врачи чувствуют себя обязанными в любом случае продолжать попытки восстановить работу сердца [353] Tierney E, Kauts V. «Do Not Resuscitate» (DNR) policies in the ICU — the time has come for openness and change. Bahrain Medical Bulletin . 2014; 36 (2). , врачи-мусульмане, работающие в США, по всей видимости, разделяют взгляды на этот вопрос своих американских коллег [354] Saeed F, Kousar N, Aleem S, Khawaja O, Javaid A, Siddiqui MF, et al. End-of-life care beliefs among Muslim physicians. Am J Hosp Palliat Care . 2014. .

Время от времени мои пациенты интересуются, откуда я. Люди хотят лучше узнать своих врачей. Иногда они сначала перебирают различные варианты у себя в голове, а потом решают проверить, угадали ли они. Смысл этого упражнения, однако, состоит в том, чтобы создать между нами контекст для очень серьезного разговора, которого они ожидают. Стоит им услышать слово «Пакистан», этот разговор может пойти по нескольким направлениям. Иногда они вспоминают второго знакомого им пакистанца и спрашивают, не знакомы ли мы (мы всегда оказываемся незнакомы). Изредка они удивляют меня глубокими знаниями о Пакистане, его истории и крупных городах. Бывает, что темой разговора становится политика, которую лучше не затрагивать, и тогда мне приходится искать веский повод удалиться из палаты. Судя по всему, как только люди узнают, что я из Пакистана, вопрос о моей религиозной принадлежности становится, по их мнению, лишь формальностью. Одна очень милая женщина, завидев меня в своей палате, улыбнулась и, сложив ладони, сказала: «Намасте». Я с улыбкой ответил: «Я из Пакистана, но все равно очень признателен вам за это приветствие». Она не смутилась и, как могла, произнесла: «Ас-саляму алейкум».

Недавно я лечил пожилого афроамериканца, который боролся с одной инфекцией за другой. У него были очень серьезные проблемы: распространение инфекции в его брюшной полости ставило его жизнь под угрозу, и бороться с ним становилось все сложнее, особенно учитывая, что мужчина уже был смертельно болен. Вел он себя по-настоящему стоически: не произносил ни слова сверх необходимого и явно не был тем, кто вступает в длительные беседы. Его молчаливость отчасти была связана с заболеванием печени, из-за которого его мышление было почти всегда спутанным. Будучи в тупике и не зная, как объяснить ему тяжесть его положения, мы пригласили на встречу его семью.

Жена нашего пациента оказалась живой и динамичной женщиной, мгновенно зарядившей энергией всю палату. Пациент сразу начал болтать, шутить и добродушно поддразнивать своего брата — он чувствовал себя как дома. Когда она прочитала табличку с именем у меня на груди, ее как будто озарило, и она быстро спросила: «Вы мусульманин?»

Мне довольно непривычно отвечать на этот вопрос. Когда я рос в Пакистане, стране, которая, несмотря на свое этническое разнообразие, является, насколько это возможно, религиозно однородной, никто никогда не спрашивал меня, к какой религии я принадлежу. Там почти не было нужды иметь религиозную принадлежность, поскольку не возникала необходимость ее декларировать.

Прежде чем я успел ответить, она вновь заговорила: «Он тоже».

На глобальном уровне религия часто используется, чтобы сеять раздоры между народами, проводя границы на местности и на картах, однако врачам она полезна как балласт, который спускает их с небес на землю и делает более человечными в глазах пациентов. У нас — врачей — всегда с избытком инаковости, так что все, что помогает больному почувствовать, что доктор является еще и человеком, представляет большую ценность.

Вопрос о том, как лучше всего подводить медицинское обсуждение к теме религии и духовности, остается спорным. Во многих обществах и культурах врачи регулярно используют религиозные аргументы и не чувствуют необходимости с кем-либо советоваться по поводу своих решений, но возможно ли такое в многонациональной и многоконфессиональной стране вроде сегодняшней Америки?

Для большинства людей не существует четкой грани, где заканчивается их религиозная или духовная жизнь и начинается все остальное. Когда они заболевают, эта грань становится еще более размытой, а по мере ухудшения их состояния и приближения смерти желание рассуждать о жизни и мире во все более абстрактных терминах нарастает. В то время как среди всех пациентов лишь около трети предпочитают, чтобы лечащие врачи интересовались их верой, в случае тяжело больных пациентов стационаров эта доля возрастает до 70 % [355] MacLean CD, Susi B, Phifer N, Schultz L, Bynum D, Franco M, et al. Patient preference for physician discussion and practice of spirituality. J Gen Intern Med . 2003; 18 (1): 38–43. . Почему же тогда так мало врачей сами начинают разговор о духовных убеждениях своих подопечных? [356] Monroe MH, Bynum D, Susi B, Phifer N, Schultz L, Franco M, et al. Primary care physician preferences regarding spiritual behavior in medical practice. Arch Intern Med . 2003; 163 (22): 2751-56.

Если вы пока плохо знакомы с врачами, главное, что вам стоит о них знать, — это что они невероятно занятые люди. Врачи быстро говорят, быстро ходят, быстро едят и быстро думают. Если спросить их, почему они не обсуждают с пациентами их духовную жизнь, в ответе очень часто будет упомянута нехватка времени. Хотя большинство пациентов хотят, чтобы врач обсуждал с ними медицинские проблемы, некоторые их них, в частности пациенты афроамериканского происхождения, предпочтут поговорить на духовные темы, даже если это отнимет время, которое в ином случае было бы потрачено на обсуждение их здоровья [357] MacLean et al., Patient preference. .