Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

Четверг, 20 ноября

Сегодня Льюис вышел с нами покурить за корпус радиологии.

– Но ты ведь не куришь, – сказала Руби, наблюдая, как он откашливается и отплевывается, затянувшись сигаретой, которую у нее стрельнул.

– Ну да, но в больнице это единственное занятие, не подразумевающее контакта с чужими телесными жидкостями, – говорит он, выдыхая струйку дыма и снова заходясь кашлем.

Следующим к нам присоединяется доктор Палаши – просто поболтать. Как ни странно, он ведет себя вполне дружелюбно, даже душевно. Возможно, это из-за Льюиса, рядом с которым все люди проявляют свою лучшую сторону, а может, мы, наконец, перестали выглядеть новичками, что всегда так раздражает настоящих докторов.

Пятница, 21 ноября

Черт. Черт. Черт. День рождения сестры. Вчера. Сегодня утром, вспомнив об этом, я сделал себе мысленную зарубку: постараться в течение дня ей позвонить, извиниться и, пускай с опозданием, но поздравить. Домой я явился почти в полночь и совершенно без сил. Лежа в постели и прокручивая в голове прошедший день, понял, что так и не позвонил. Черт.

– Да-да, привет, какого черта ты мне звонишь в такое время? – хриплым голосом спросила она, когда взяла трубку.

– Я пропустил твой день рождения и хотел извиниться. Как вы повеселились? Прости еще раз, – сказал я максимально виноватым тоном, который неплохо натренировал с тех пор, как начал работать врачом…

Большинство вещей, за которые приходится извиняться, будучи доктором, случается отнюдь не по твоей вине.

– Мне очень жаль, но это рак, – как будто я имею к этому отношение.

Добавьте сюда бесконечные извинения перед всеми старшими по должности, вне зависимости от ситуации. Если требуется просить прощения, делать это будет интерн, даже если он вообще не при чем.

– О, мистер Баттеруорт, мне очень жаль, что вы случайно прорезали пациенту насквозь прямую кишку, хотя меня в тот момент даже не было в операционной.

Ты извиняешься перед сестрами, санитарами, секретарями, перед всеми за всех докторов, которые позволили себе какую-нибудь грубость.

Но на этот раз мне действительно было жаль. Жаль, что я пропустил день рождения сестры.

– Так какого черта ты мне звонишь среди ночи? – повторила она. – Мне на работу вставать через 4 часа.

Я посмотрел на свой будильник. Наверное, я ненадолго отключился, потому что он показывал три утра.

– Господи, прости, пожалуйста!

Сестра вешает трубку.

– Прости, – повторяю еще раз и проваливаюсь в сон.

Понедельник, 24 ноября

Подозрительное веселье во время обхода. В какой-то момент Старая Кошелка вроде бы даже улыбнулась, но Суприя сказала, что это все ветер.

Потом в дежурке я встретил Руби. До этого она целый час подписывала сертификаты на кремацию. Ура! Руби широко улыбается.

– Думаю, хватит на новый велосипед, – говорит она.

Одно из преимуществ должности интерна – так называемые «праховые», о которых я никогда не слышал до того, как начал работать. Врач выдает свидетельство о смерти, которое является официальным документом, указывающим, где и как человек скончался. Его нужно получать в обязательном порядке. И, раз это требование государства, то врачу не платят за его выдачу. Однако если тело собираются кремировать, врач должен выдать тем, кто будет заниматься кремацией, еще один документ, подтверждающий, что тело прошло освидетельствование и смерть наступила от естественных причин. И вот за это врач получает с похоронной компании небольшую плату, около 50 фунтов – не бог весть что, но они всегда не лишние. Особенно если учесть, что сертификатов на кремацию мы выдаем немало.

Конечно, виллу в Марбелье на «праховые» не купишь, но можно сходить в хороший ресторан или выбрать себе симпатичный костюм. По этой причине появление священника для последнего прощания – это плохая новость (для нас, не для усопшего, которому он сулит вечную жизнь), потому что большинство католиков выбирают не кремацию, а похороны. Но все равно остаются еще атеисты и протестанты. Конечно, немного странновато зарабатывать на том, что кто-то умер, но опять же – похоронные компании прекрасно делают деньги на смерти.

Сертификаты выписываются в кабинете с табличкой «Дела пациентов». Обычно поход в «Дела пациентов» считается радостным событием, поскольку означает пополнение карманных денег. Однако тут есть и печальная сторона. Перед тобой словно заново предстают люди, только что умершие на твоих глазах; их имена, аккуратно отпечатанные на гербовой бумаге, кажутся до странности оторванными от того, какими ты их знал. Вспоминаются те, кто тебе искренне нравился, с кем ты общался порой по несколько недель, с кем у тебя сложились человеческие отношения. Есть и такие имена, которых ты не знаешь, – эти поступили в больницу и умерли, не успев оставить о себе воспоминаний.

В любом случае это странное завершение рабочих отношений с человеком – осмотреть тело в морге, а потом в кабинете подписать бумагу.

– Я сегодня подписала сертификат миссис Сингх, – сказала вдруг Руби.

Я грустно улыбнулся, понимая, насколько глубоко та смерть сказалась на нас обоих.

– Половина денег причитается тебе, – тихо добавила она, – ты мне очень тогда помог.

Слова были неловкие, и она сама заметно стеснялась, произнося их. Но оба мы знали, что она имела в виду и что пыталась сказать. Спасибо.

Среда, 26 ноября

Бедная миссис Стоффелс, думаю я, видя, как напряженно она на меня смотрит, откинувшись на подушки и пытаясь говорить спокойно. Перепуганные глаза раскрыты так широко, что походят на блюдца с молоком, нависшие над щеками. Ее только что привезли из приемного отделения. Она едва дышит. Трясущимися руками тянется к кувшину с водой; я наливаю воду в стакан и подаю ей.

Пару лет назад у нее нашли рак груди. После операции и лучевой терапии рак ушел, и до прошлого года она чувствовала себя прекрасно. Потом вдруг начались проблемы с дыханием. Она обратилась к терапевту, тот направил ее в госпиталь, там делали снимки, анализы, кололи и тыкали, а потом послали опять к мистеру Прайсу, оперировавшему ей грудь в первый раз. Она рассказывает, как весной, ранним солнечным утром, узнала, что рак вернулся назад. Но теперь он сильно распространился. Захватил печень и легкие. Все лето она проходила химиотерапию, но рак продолжал свое движение по организму.

– Оказалось, что уже слишком поздно, – говорит она, – врачи ничем не могут помочь, только контролируют боль.

Рак пророс в пищевод и теперь затрудняет глотание. Мистер Прайс решил положить ее в больницу, чтобы удалить часть опухоли и поставить стент (небольшую пластиковую трубку) для обеспечения проходимости пищевода.

– Отчаянные времена – отчаянные меры, – говорит она, криво улыбаясь.