Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

– Позовите врача!

«Я в отпуске», – хочется крикнуть мне, но вместо этого я сдаюсь и бросаюсь к эпицентру событий.

Толпа расступается.

– Вы доктор? – спрашивают меня.

– Ну да, вроде того, – бормочу в ответ. Потом оглядываюсь. Вроде ничего не происходит.

– Он под поездом, – говорит кто-то.

– Уведите мать, – добавляет кто-то еще.

– Сын этой женщины садился в поезд, споткнулся на ступеньке и провалился через щель под вагон.

Воцаряется тишина. Все отступают от края платформы и с надеждой смотрят на меня. Деваться некуда: делаю глубокий вдох и заглядываю под поезд.

– Я конфеты уронил, – сообщает мальчуган, таращась на меня с путей.

– Ты не ранен? – спрашиваю его.

– Я конфеты уронил, – повторяет он.

Я встаю на колени и вытаскиваю его на платформу через ту же щель, в которую он провалился. Не совсем понятно, почему для этого непременно требовался человек с медицинским образованием. Рыдающая мать бросается к ребенку и хватает его в объятия. С ним все в полном порядке, разве что удивился немного. Дело сделано; я забираюсь в вагон и стараюсь стать как можно мельче и незаметней в своем кресле. Все пялятся на меня. Я краснею и остаток поездки смотрю на свои ботинки.

Суббота, 29 мая

Мы с Руби идем в бар выпить. Впервые нам представилась возможность отпраздновать свои будущие назначения. Флора в эти выходные свободна; навестив родителей, она присоединяется к нам.

– Ты выглядишь таким довольным, Макс! Что случилось? Неужели тебе начинает нравиться работа? – спрашивает Флора.

– Он эту неделю в отпуске, – сухо отрезает Руби, – еще бы он не был доволен.

Я улыбаюсь.

– Нет, дело не только в этом. Столько всего случилось в последнее время; мне пришлось по-настоящему задуматься о том, чем я дальше хочу заниматься. Я немного сбился с пути, но потом пришел к выводу, что хоть мы все и любим жаловаться, работа у нас очень неплохая.

Руби и Флора хохочут.

– Ну смотри, Макс, только не загордись и не издевайся над нами, а то я тебя убью, – говорит Флора, швыряя в меня ломтиком лимона из своего коктейля. Все мы заливаемся смехом.

А потом оборачиваемся к Руби, которая внезапно затихает. Застывшим взглядом она глядит куда-то в окно.

– Что такое, Руби? – спрашивает Флора, все еще улыбаясь.

Я прослеживаю ее взгляд и вдруг захлебываюсь воздухом.

– О, Руби… – начинаю я и тут же замолкаю, не зная, что сказать.

– Что? В чем дело? – спрашивает Флора, и улыбка сползает у нее с лица, когда она видит сцену, разыгрывающуюся на другой стороне улицы.

Там стоит женщина, слегка за тридцать, в платье в цветочек и в кардигане, с распущенными длинными волосами. Она смеется, запрокинув голову, а ее спутник гладит ее по животу и щекочет губами шею. Они останавливаются, коротко целуются, и в этот момент нам становится отчетливо видно его лицо. Мужчина ласково хлопает женщину пониже спины. Потом Любимчик усаживает свою сильно беременную жену в машину и уезжает, а Руби начинает плакать.

Воскресенье, 30 мая

Руби весь день не выходит из комнаты. Мы с Флорой сидим внизу, за кухонным столом, и решаем, как поступить.

– Ты психиатр, иди поговори с ней, – настаивает Флора.

Я задираю бровь.

– Флора, мне только предложили работу в психиатрии. Я пока не Зигмунд Фрейд.

В результате мы идем вдвоем. Флора несет чашку с чаем. Мы стучимся, и я слышу, как Руби тихонько всхлипывает. Я открываю дверь, но она не поднимает головы.

– Пожалуйста, я хочу побыть одна, – бормочет она, уткнувшись лицом в подушку.

Мы садимся на край кровати. Руби не смотрит на нас. Флора наклоняется и ласково гладит ее по голове.

– Ну же, Руби, не позволяй ему так портить тебе жизнь.

Я хочу сказать, что я ее предупреждал, что она сама во всем виновата и что надо было слушать, когда все вокруг говорили ей не связываться с ним, но какой теперь от этого прок?

– Он меня обманул, – наконец говорит Руби. – Сказал, она не беременна, что мне не надо слушать всякие сплетни. Что он любит только меня.

Она садится. Лицо у нее красное и опухшее. Флора протягивает ей салфетку, которую Руби начинает рвать на мелкие клочки.

– Поверить не могу, что он все время меня обманывал. Делал из меня дуру. Я была очередной игрушкой у него в постели, и это знали все, кроме меня.

Мы с Флорой крепко ее обнимаем.

– Давай, – говорит Флора, – выпей чаю.

Мы сидим у нее на кровати и разговариваем, и я думаю о том, что хотя на работе мы каждый день сталкиваемся с ужасными вещами, собственные маленькие трагедии все равно причиняют нам боль.

Вторник, 1 июня

Руби, судя по всему, чувствует себя лучше, хотя вчера весь день была какая-то тихая. По дороге на работу она почти не разговаривала; даже медсестры спрашивали меня, что это с ней такое. Она ушла пораньше, оставив свой пейджер Суприи: сказала, что ей надо сделать кое-что важное. Вернувшись домой, я обнаружил ее сидящей за кухонным столом. Она подстриглась, лишившись осветленных концов, оставшихся с того раза, когда она неудачно покрасила волосы в попытке стать блондинкой. С тех пор они постепенно отрастали, и теперь, когда их срезали, она вернулась к своему натуральному, рыжевато-каштановому цвету. С ним ей гораздо лучше. Она опять прежняя.

Этим утром я проснулся под звуки радио, играющего внизу, а когда спустился в кухню, обнаружил, что Руби готовит завтрак. Яичница, йогурт, грейпфруты… Обычно завтрак Руби состоит из кофе и сигарет. По-моему, в последний раз она ела фрукты примерно в девяностых.

– В честь чего это все? – спросил я.

– Просто проснулась пораньше и сходила в соседний магазин, – легко ответила Руби. – На твою долю приготовила тоже.

Я поспешно уселся за стол, гадая, не сон ли это. В любом случае, надолго ее не хватит, так что надо пользоваться случаем. Для начала попросим двойную порцию яичницы.

Среда, 2 июня

Крики с улицы определенно становятся громче. Выглядываю из окна сестринской: отсюда видно, как доктор Пайк размахивает руками перед лицом парня в униформе.

– Имейте совесть, молодой человек! – слышу я его голос.

Машину доктора Пайка опять эвакуируют с больничной парковки. Это случается с такой регулярностью, что меня удивляет, как у него еще хватает сил притворяться возмущенным. Ко мне присоединяется одна из медсестер.

– Что, опять увозят?

Мы закатываем глаза и хором смеемся. Но на самом деле смешного тут мало. Машину доктора Пайка эвакуируют со стоянки при больнице, в которой он работает. Парень, надевающий на колеса колодки, не работает в автодорожной инспекции, не является служащим госпиталя. Он сотрудник частной компании, которая по поручению Национальной службы здравоохранения управляет нашей больницей. У доктора Пайка нет разрешения на парковку: их выдают в крайне малых количествах, потому что за них платит управляющий совет. Доктор Пайк дежурит по очереди в нескольких больницах, и ему необходима машина, чтобы перемещаться между ними. Тот факт, что он работает сверх графика и за эти часы ему никто не заплатит, не мешает эвакуировать его автомобиль.