Лиза Сандерс - Диагноз. Медицинские головоломки и человеческие судьбы

Ажитация у женщины определенно наблюдалась. Но доктор Майкл Ротенфлаш, ее лечащий врач-психиатр, обратил внимание, что симптомы этой пациентки отличаются от проявлений кататонического возбуждения, которое он неоднократно наблюдал за семь лет практики. Три из них были атипичны: спутанность сознания, искаженная речь и судорожные эпизоды с дрожью и потерей концентрации. Кроме того, она не реагировала на лекарства. Он сильно забеспокоился и попросил своего старшего коллегу, доктора Майкла Бернстайна, осмотреть пациентку.

Бернстайн пришел к ней в палату в этот же день. Она лежала в той части отделения, куда помещали опасных пациентов. Молодая женщина распростерлась на кровати с закрытыми глазами – растрепанная, без одежды. Сиделка, приставленная к ней, пыталась прикрыть ее одеялом, но та сразу же сбрасывала его на пол. Она непрерывно ерзала на тонком больничном матрасе. Кровать была в палате единственным предметом обстановки. Свет, проникавший через окно, заливал пустое пространство, специально спланированное так, чтобы пациент не мог причинить вреда ни себе, ни окружающим.

Бернстайн присел на корточки рядом с ней и негромко позвал по имени. Она приоткрыла глаза, но на него не посмотрела. Он спросил, как у нее дела. Пациентка пробормотала что-то вроде «нормально». Врач спросил:

– Вы можете рассказать мне, что с вами?

Никакого ответа.

– Вы знаете, почему находитесь здесь?

– Позвоните моим родителям, – вдруг сказала она.

– Так вы знаете, почему вы здесь? – переспросил он.

– Позвоните родителям.

Тут она начала давиться, словно пыталась еще что-то сказать, но собственное тело ей не позволяло.

Кататоническое возбуждение обычно наблюдается у людей, давно страдающих психическими заболеваниями. Ротенфлаш позвонил матери пациентки. В прошлом у нее отмечались психические отклонения? Никогда. Она была совершенно нормальной девушкой с обычными перепадами настроения. После рождения дочери у нее случилась послеродовая депрессия, но ничего похожего на то, что происходило сейчас.

Лечение бензодиазепинами по-прежнему не помогало. Двое психиатров попытались отыскать другие возможные причины ее симптомов. Бернстайн припомнил пациенток, которых лечил в прошлом от психозов, вызванных опухолью. Так называемый паранеопластический синдром может быть вызван субстанциями, которые вырабатывает опухоль, либо иммунной реакцией организма на нее.

До перевода в психиатрическое отделение невролог больницы выдвигал предположение о паранеопластическом синдроме, спровоцированном антителами к опухоли яичников – тератоме. Такие опухоли содержат целый ряд клеток – костей, кожи, мышц и различных внутренних органов. Но в редких случаях в них вырастают также мозговые клетки определенного типа. Они заставляют организм вырабатывать антитела, которые атакуют и разрушают этот тип клеток непосредственно в мозге. Невролог решил, что вряд ли женщина страдает от паранеопластического синдрома, потому что у нее не было характерных отклонений на энцефалограмме. Кроме того, повреждения мозга при паранеопластическом синдроме обычно видны на МРТ. МРТ пациентке сделали, но ничего не обнаружили.

Однако психиатры все-таки рассматривали возможность паранеопластического расстройства, спровоцированного тератомой. Многие подобные заболевания не оставляют следов на МРТ, как могло быть в случае с этой пациенткой. Кроме того, обычно они возникают у молодых женщин, то есть возраст ее подходил. Врачи назначили ей анализ на специфические антитела, указывающие на данное расстройство.

Через шесть дней результаты были готовы: у нее действительно оказался паранеопластический синдром, спровоцированный тератомой. На снимках КТ врачи заметили опухоль размером с орех у нее в яичнике.

Женщину перевели в хирургическое отделение больницы. Опухоль удалили, и количество антител начало снижаться. Однако выздоровление наступило очень нескоро. Восстановление клеток, поврежденных антителами, занимает длительное время. Она вернулась домой к матери – муж, лесоруб, работал вахтовым методом и не мог бросить работу и ухаживать за ней. Прошло шесть месяцев, но у женщины все еще сохранялись проблемы с памятью.

Бернстайна ее диагноз поразил. Тератома, оказывающая разрушительное действие на мозг, встречается редко, поэтому описали ее сравнительно недавно. О первых двух случаях психоза, вызванного тератомой, сообщили лишь 20 лет назад. Ее случай заставил его задуматься о двух других молодых женщинах, которых он лечил несколькими десятилетиями ранее и которые умерли от расстройства, начинавшегося как психоз. Что, если и их симптомы были спровоцированы антителами? В одном он теперь уверен: они с коллегой всегда будут держать в уме этот диагноз, если еще когда-нибудь встретятся со схожим случаем.

Другой человек

– И как тебе тут работается? Ничего? – прокричал мужчина средних лет, обращаясь к молоденькой медсестре в другом конце больничного кафетерия.

Девушка, объект его не слишком изощренных ухаживаний, проигнорировала эти слова. Сестра мужчины поморщилась. С каких пор брат начал вести себя так вызывающе? Он всегда был застенчивым и тихим. Она жила на другом побережье, в штате Вашингтон, и виделась с ним редко, а потому могла сказать, что он совершенно точно изменился.

Когда брату было около двадцати, у него начались проблемы с алкоголем. Но тогда, выпив, он становился еще тише. И даже в худшие времена всегда следил за собой и не позволял распускаться. В то утро она за-ехала за ним по пути из аэропорта, чтобы вместе отправиться в больницу к отцу, которому недавно сделали операцию. По пути из Сиэтла в Филадельфию у нее на веке вскочил ячмень, но брат выглядел куда хуже: издерганный, растрепанный, помятый. Он сказал, что только что принял душ, но верилось в это с трудом.

Пока отец выздоравливал, у нее было достаточно времени обсудить поведение брата с другими тремя сестрами и братом. Все обратили внимание на то, что он изменился – это так и бросалось в глаза. Он говорил какие-то нелепые вещи, притом всегда очень громко. Мог в любой момент отключиться и заснуть. И ничего не помнил. Одна из сестер сказала, что он, похоже, снова запил. Все закачали головами, соглашаясь.

Сам младший брат настаивал, что с ним все в порядке, хотя ему явно становилось хуже. Он больше не мог работать по специальности – кровельщиком. Он им не говорил, но его уволили потому, что он часто забывал о важных поручениях и в растерянности бродил по стройплощадке.

Через девять месяцев после того, как отцу сделали операцию, сестра, которая жила ближе всех, договорилась с братом о встрече за обедом. В то утро он ей позвонил, чтобы подтвердить дату и время. Потом еще раз. И еще. И еще. Наверное, раз десять. Когда же она приехала за ним на машине, брат был не одет и вообще не помнил об их планах – и о своих звонках. Она усадила его в машину и отвезла в отделение неотложной помощи. Объяснила врачам, что брат стал все забывать и очень сильно изменился как личность. У него взяли анализ крови и сделали КТ головы. Все оказалось в порядке. Ей посоветовали записать его к неврологу.