Сабина Шпильрейн - Опасный метод лечения шизофрении

С первых годов жизни, с первых месяцев, тиканье часов вызывает у человека большой интерес. Они живут, когда самостоятельно двигаются и говорят. Ничего не может быть настолько занятным для ребенка, как проявление интереса к возникновению жизни при заводе часов. Дети особенно радуются игрушкам, которые похожи на живых существ: подумайте только о тоске маленьких девочек по куклам, которые могут говорить «мама» и «папа», двигать руками и ногами, открывать и закрывать глаза, о восторге (возможно, страхе) детей от ревущих медведей, мяукающих кошек, крутящихся мышек и т. п. Игрушки все время ломаются и создаются заново. Игрушки, которые не могут изменяться согласно желанию ребенка, вскоре перестанут приносить ему радость, говорит Прейер 232. Нам понятно, почему: игрушка должна бьггь пригодна для представления как можно большего числа детских желаний, как символ в сновидении, который пригоден настолько, насколько он точно определен. Ребенок всегда хочет что-нибудь «создавать», даже если это лишь маленький домик из игрушечных кирпичей или вырезанный из бумаги солдатик. Каждая победа природы, каждое новое творение – это то, к чему также стремится взрослый, и все же люди никогда не достигают желаемого, потому что самым удивительным чудом и самым ценным созданием останется создание похожего существа, человека.

Одна пациентка, страдающая припадками страха, все время думает о том, что у нее случится сердечный удар, что ей вырвут сердце, и она будет похоронена заживо. Некоторые из ее припадков (ряды представлений, которые она по моему требованию производит, насколько это возможно, быстро, без размышлений):

«Смерть, скелет с косой, обрезать жизненную нить. Говорят: часы жизни истекли, сердце прекращает биться, как прекращают бить часы. Когда у меня было воспаление перикарда, напротив меня находились часы; мне казалось, что из часов вытекает песок или вода. Песчинки в море. Человек – это все равно, что песчинка».

Часы – это сама пациентка, ее жизнь, ее больное сердце, которое занимает ее в данный момент. Истечение времени символизирует угрожающую ей смерть. Представление бытия невозможно без представления прегрешения, и наоборот. В соответствии с этим фантазия о смерти одновременно является для пациентки фантазией о рождении. «Человек— это все равно что песчинка» (в море), – говорит пациентка; и наоборот, истекающие песчинки – это все равно что люди. Песчинки вытекают из часов так же, как люди (из матери). Песчинки = люди, в море = в околоплодных водах. Как только что упоминалось, пациентка представляет себя в виде истекающих часов. Также следует отметить, что однажды пациентка думала о рождении как о потрошении: когда вынимают ребенка, живот разрезается, в этот момент женщина выглядит так, как будто ее выпотрошили. Теперь она представляет себе смерть и рождение как потрошение часов.

О трансформации

(1912)

Из большой работы о «Деструкции как причине становления» сообщается фрагмент, в котором посредством богатого мифологического и фольклористического материала находится доказательство того, что компонент смерти содержится в самом сексуальном инстинкте, и что в каждом случае преобладает та или иная тенденция. Таким образом, деструкция становится причиной становления: старая форма должна быть разрушена, чтобы возникла новая. То, что для старой формы – смерть, для новой является жизнью. Пожалуй, сама по себе смерть ужасна, но на службе сексуального инстинкта она приносит исцеление.

Дискуссия привносит, кроме некоторых дополнений, споры об амбивалентности в жизни влечений и проблему страха. Материнская любовь

(1913)

Шестилетняя девочка с удовольствием хотела бы спать в одной кроватке с ее маленьким братиком. «Мамочка, – просит она, – дай мне насладиться его нудным тельцем». Девочка, воспитанная в строгих традициях, не имеет «никакого представления» о сексуальных вещах. Здесь речь идет о «материнских» чувствах, которые старшая сестренка таит по отношению к «тельцу». Мы можем предположить, что также и малышу прикосновения его сестренки доставляют удовольствие. Почему мы удивляемся, когда это впечатление оставляет в нашей душе такой след? Почему невероятным кажется утверждение о том, что первая «физическая любовь» взрослого человека возвращается к тем инфантильным переживаниям, в то время как ублажающее прикосновение любимой женщины сравнивается с ублажающим прикосновением сестры, прикосновением матери. Если мы признаем возвращение к инфантильным переживаниям, то невротические проявления не покажутся странными: при сильной фиксации на материнском образе каждый объект сексуальной любви столкнулся бы с большими препятствиями, потому что каждому женскому образу навязывался бы прежний материнский образ, сознательно или в подсознании. Если же материнский образ сам без анализа не достигает сознания, то чувственные реакции все же появляются, так как они соответствуют normaliter 233представлениям инцестуозной любви. Это чувство отвращения, стыда, страха.

Кроме этого, следующее сообщение фил[ософа] И. Шпильрейна (Ростов) является доказательством того, как вытесненное из сознания психическое содержание может порождать чувство неудовольствия. Самоудовлетворение в символике стопы

(1913)

Сновидение становится ясным каждому, как представление самоудовлетворения в символике еды. Эта символика является одной из типичных, потому что она известна в народной психологии. Филогенетическая предрасположенность и соответствующие детские игры (переживания) могли послужить материалом для этого сновидения. Известно, с каким удовольствием малыши сосут стопы, и что в определенном возрасте это становится спортом, потому что не каждый может засунуть в рот большой палец ноги.

Почему девушка выбрала именно эту, а не другую символику для представления самоудовлетворения 234– сведения об этом мог бы дать лишь более подробный анализ. Сновидение об «Отче Фрейденрейхе»

(1913)

Г-н профессор Фрейд порекомендовал мне пациентку Лене. Пациентка много занимается пением, что является источником ее символов из находящейся в ее распоряжении области. Однажды она видит сон 235:

«Я иду к какой-то даме и пожилому господину. Я прошу у него ландыши, но он не дает их мне».

На этом пациентка отказывается рассказывать дальше. Это объясняется ее уверенностью в том, что ей больше ничего не могло присниться, так как в этот момент ее разбудила мать, но вскоре она вспоминает, что это было не случайно:

«Нет! – произносит она, – мне еще снилось, что я хотела пойти к отче Фрейденрейху… или Гейденрейху (теперь уже не знаю), чтобы он оказал мне свое покровительство. Фрейлейн Минна (знакомая) сказала – идите по широкому залу, а затем вверх по лестнице 236. Я пошла назад в зал и услышала пение и какие-то звуки. Минна сказала, что я должна громко постучать в дверь: он поет целый день и не слышит ничего».