Линдси Фицхаррис - Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Воодушевленный энтузиазмом Шарпея, Листер все чаще помещал под окуляр микроскопа человеческие ткани. Его наброски раскрывают замысловатые детали всего организма – от кожи до клеток языка с раковой опухолью, удаленного во время операции. Листер также создавал полноцветные клинические картины пациентов, которых наблюдал в больнице (до появления цветной фотографии это был единственный способ визуальной записи истории болезни). На одной из таких картин Листер изобразил человека, откинувшегося на спинку стула и опирающегося рукой на подлокотник. Его рукав закатан, а кожа покрыта грозного вида язвами – вероятно, венерической природы.

Большинство ученых и медиков считали микроскоп бессмысленным прибором, а эксперименты Листера с ним – неосмысленной эзотерикой.

Однако Листеру мало было простых наблюдений. Он также проводил собственные эксперименты, опираясь на труд итальянского священника и физиолога Ладзаро Спалланцани, который первым верно описал, как процесс размножения млекопитающих происходит при слиянии сперматозоида и яйцеклетки. В 1784 году Спалланцани разработал методику искусственного осеменения собак, лягушек и даже рыб. Взяв пример со Спалланцани, Листер взял сперму петуха и попытался искусственно оплодотворить яйцо курицы вне тела птицы – но безуспешно. (Пройдет еще столетие, прежде чем врач успешно проведет подобный эксперимент с человеком. В 1884 американский врач Уильям Пэнкоуст впрыснул сперму своего «самого привлекательного» студента женщине, находящейся под анестезией. Пациентка об этом даже не подозревала, а ее мужу было диагностировано бесплодие. Девять месяцев спустя она родила здорового ребенка. Пэнкоуст в конце концов сказал правду мужу, однако оба мужчины решили оставить мать в неведении. Эксперимент держали в тайне еще 25 лет. После смерти Пэнкоуста в 1909 году донор спермы – по иронии судьбы он стал доктором, и звали его Эддисон Дэвис Хард – признался в «преступном деянии» в письме журналу Medical World .

В 1852 году Листер сделал свой первый крупный вклад в науку с помощью микроскопа, когда получил от профессора офтальмологии Уортона Джонса порцию «свежей голубой радужки». Листер заинтересовался характером ткани мышцы-сжимателя и мышцы-разжимателя. Швейцарский физиолог Альберт фон Кёлликер недавно описал эту ткань, как состоящую из гладкомышечных клеток, таких как клетки желудка, кровеносных сосудов или мочевого пузыря. Действия таких мышц непроизвольны. Открытие Кёлликера противоречило мнению одного из самых выдающихся офтальмологов Англии Уильяма Боумана, который считал, что по типу это поперечно-полосатая мышечная ткань (благодаря чему движения этих мышц можно контролировать).

Листер аккуратно отделил мышечную ткань от радужной оболочки глаза, которая была изъята у четырех пациентов несколькими часами ранее. Он поместил образец под микроскоп и изучал его в течение следующих пяти с половиной часов, запечатлевая каждую клетку отдельно с помощью фотографической камеры. В ходе исследований Листер также изучил радужку глаза еще пяти пациентов хирургического отделения госпиталя Университетского колледжа, а также радужку лошади, кошки, кролика и морской свинки. В итоге он пришел к выводу, что Кёлликер прав, и радужка на самом деле состоит из гладких мышечных волокон (сжимателей и разжимателей), и что их движения действительно непроизвольны. Листер опубликовал свои выводы в Quarterly Journal of Microscopical Science . Благодаря этому исследованию он шагнул намного дальше большинства коллег, которые продолжали считать, что микроскоп – бессмысленный для науки прибор.

Для большинства преподавателей и студентов эксперименты Листера выглядели своего рода неосмысленной эзотерикой, поскольку мало что могли улучшить в хирургии 1850-х годов. И все же он продолжал.

Прогресс (в виде урбанизации и индустриализации) сопряжен с человеческими жертвами, однако прогресс в науке может предложить решения множества актуальных медицинских проблем. Микроскоп мог разгадать столь значимые секреты человеческого тела, что это изменило бы терапевтические подходы и медицину в целом.

Несколько месяцев спустя в отделении Эриксона снова произошла вспышка инфекции. На этот раз виновником стала больничная гангрена – самая заразная из «большой четверки». Некоторые врачи называют этот тип гангрены злокачественной или «разъедающей» (греческое слово phagedenic , в буквальном переводе – «пожирать»). Шотландский хирург Джон Белл писал об ужасе госпитальной гангрены после того, как на его руках умерло множество пациентов. На первом этапе «рана набухает, кожа растягивается… клеточная мембрана превращается в слизь, а фасция обнажается». По мере прогрессирования болезни рана увеличивается, и кожа разъедается, обнажая глубокий слой мышц и кости. Пациент впадает в шок, появляются сильная тошнота и диарея (поскольку тело пытается изгнать яд из организма). Боль мучительна, и, увы, бред резко снисходит на больного. Пациент остается в сознании на протяжении всего мучительного испытания. Белл писал: «Крики страдальцев звучат ночью и днем; за неделю они постепенно затихают. Если истощение не убивает пациента, то язвы продолжают разъедать и расслаивать мышцы, добираясь до крупных сосудов, которые кровоточат, пока пациент не скончается от кровопотери.

Первые описания этой болезни на английском языке появились в конце XVIII века. Они были сделаны руками военно-морских хирургов, которые наблюдали вспышки гангрены в сырости и тесноте имперского флота. Изолированные в открытом море, моряки ничего не могли сделать, чтобы сдержать инфекцию, и тошнотворно-сладкий запах гниющей плоти отравлял и без того спертый воздух в корабельных трюмах. Летом 1799 года хирург видел, как один моряк ударил другого по уху во время драки. Ранение было незначительным. Однако в течение нескольких дней проявилась язва, которая сожрала пол-лица мужчины (включая шею), обнажив трахею и внутреннюю часть горла прежде, чем убить его.

Набирались сотни подобных свидетельств. На корабле «Сатурн» у моряка появилась злокачественная язва на крайней плоти пениса. После нескольких дней мучительной боли, в течение которых рана чернела и гноилась, орган наконец отвалился. Бортовой хирург сообщил, что «пенис отслоился по всей длине мочеиспускательного канала вплоть до мочевого пузыря, а также отпала мошонка, оставляя семенники и семенные сосуды едва покрытыми клеточным веществом». В конце хирург констатировал «пациент умер», словно столь очевидный факт требовал дополнительного подтверждения.

Когда дошло до появления гнойных, плотоядных язв, Белл посоветовал больным как можно быстрее покинуть госпиталь: «Вне этого круга зараженных, вне больничных стен люди будут в большей безопасности». Все лучше, чем «этот дом смерти», как выразился Белл. Пусть хирурги разместят пациентов «в классной комнате, в церкви, на помойке или в конюшне». Прочие врачи согласились, что «причина больничной гангрены… несомненно в нездоровой атмосфере, при которой возникает сверхъестественная раздражительность, а, следовательно, лечение требует удаления из этой вредной атмосферы».