Линдси Фицхаррис - Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Эриксон и не думал поступать иначе. Он также разделял давнюю веру в то, что больничная гангрена вызвана миазмами в воздухе. Однако трудно было изолировать заразившихся пациентов ото всех прочих – дело уже касалось не только медицины, но и больничной политики. В итоге все палаты оказывались закрыты, прием прекращался, а персонал – от администраторов больницы до самих хирургов – тратил все ресурсы в попытках остановить безжалостное распространение болезни.

Должно быть, Листер подумал обо всем этом в тот день в 1852 году, когда заметил покрытые пленкой выделения, просочившиеся через повязки больного. Сняв бинты, он ощутил невыносимую вонь, исходящую от гниющей язвы. Так из-за одного пациента эпидемия больничной гангрены охватила все отделение Эриксона. Листера быстро назначили ответственным за лечение инфицированных – задача, которая показывает, сколь далеко он продвинулся в профессии, чтобы ему доверили такую важную работу.

В разгар эпидемии Листер заметил нечто необычное. Он регулярно снимал гниющую плоть с инфицированных ран пациентов, пока они были под наркозом. Затем обрабатывал раны нитратом ртути (II) – весьма едким и токсичным раствором. В записях Листера присутствует следующий комментарий: «Как правило… в итоге формировалась обыкновенная гранулирующая рана, которая хорошо заживала под обычными повязками». И только в одном случае – с «очень толстой женщиной, у которой гангрена поразила открытую рану предплечья» – нитрат ртути не сработал. Вместо этого инфекция распространилась с «удивительной скоростью» по всей конечности, и в конце концов Эриксону пришлось ампутировать руку. Перед операцией Листер очистил рану и тщательно вымыл руку водой с мылом. Ампутация прошла успешно, и культя зажила идеально – факт, который Листер приписал своим собственным усилиям по дезинфекции.

Все это раздразнило исследовательское любопытство Листера. Почему большинство язв заживало, когда их вскрывали и обрабатывали едким раствором? Хоть он и не отвергал идею о частичной вине миазмов, однако не был полностью убежден, что все, что происходило в палатах госпиталя Университетского колледжа, можно объяснить одним лишь нечистым воздухом. Должно было присутствовать что-то еще – в самой ране. Гной, удаленный из ран, попал на микроскопические слайды для изучения под объективом. Все, что Листер увидел в микроскоп, утвердится в его сознании и в конечном итоге заставит усомниться в устоявшейся системе мнений, поддерживаемой столь значимой фигурой, как его начальник и наставник Джон Эрик Эриксон.

Он писал: «Я изучил под микроскопом слизь от одной из язв и сделал наброски некоторых однородных тел, которые, как я себе представлял, могут быть materies morbi [болезнетворными веществами]… Идея о том, что все это имеет паразитическую природу, вероятно, уже тогда зародилась в моем сознании».

Открытие вдохновило Листера посвятить больше времени исследованию причин госпитальной инфекции. Несмотря на приверженность хирургии, он все еще не был уверен насчет будущей карьеры. Столкнувшись с различными медицинскими случаями во время практики в отделении хирургии, молодой хирург задумался о том, что, возможно, хочет стать терапевтом. После завершения своей практики под началом Эриксона, Листер принял назначение в качестве клинического клерка (эквивалент помощника для терапевта) к старшему врачу доктору Уолтеру Х. Уолш, который также работал в госпитале Университетского колледжа. Племянник Листера Рикман Джон Годли позже заметил, что «в то время терапия еще выглядела куда более соблазнительной, нежели хирургия».

На последнем году учебы Листер был удостоен нескольких премий и золотой медали, что поставило его гораздо выше сверстников. Призы считались престижными, за них яростно боролись студенты-медики и резиденты (ординаторы) лондонских больниц. Листер выиграл приз Лонгридж за «величайшее мастерство, проявленное… за годы служения медицине и добросовестное выполнение обязанностей работника госпиталя» и в дополнение получил награду в сорок фунтов – серьезная по тем временам сумма. Он также получил золотую медаль и стипендию в сто фунтов стерлингов по результатам второго серьезного экзамена. Листер начал преодолевать застенчивость, отчасти благодаря признанию своих талантов и обретению авторитета в студенческой среде. Друг и сокурсник Сэмпсон Гамги писал Листеру: «Если бы не ты, Университетский колледж не заслужил бы ни единой награды, тогда как сейчас он на втором месте в Лондоне, в то время как на первом и третьем – такие учреждения, как госпиталь Святого Гая и больница Святого Георгия».

Тем не менее, не все преподаватели приходили в восторг от стремительного, пытливого ума юноши. Когда пришло время выпуска, то в списке отличников по физиологии и сравнительной анатомии Листер оказался на последнем месте. В письме к нему профессор Уильям Карпентер объяснил это так: «Я думаю, вам необходимо знать причину, по которой я поместил вас на это место… Вы так отвечали на мои вопросы, и в письменных работах ваших присутствовало такое количество ошибок, что, если бы они не свидетельствовали о серьезных наблюдениях, я бы вовсе не поставил вам отметки «отлично». Листера подобные объяснения только раздражали. Как он писал шурину Рикману Годли (позже, отцу Рикмана Джона Годли): «Меня это мало волнует, ведь все беседы с ним сводились к одному лишь вопросу: читал ли я его книгу?»

Листер действительно не был склонен принимать что-то на веру только потому, что так сказал преподаватель. Один из наиболее сложных случаев, с которым он столкнулся в качестве ассистента хирурга (демонстрирующий, насколько он не мог принимать на веру мнение авторитетов), – шестидесятилетний мужчина с гепатитом. В дополнение к избытку желчи Листер заметил, что она содержит большой процент сахара, и задался вопросом: а является ли это нормой? Он обратился к недавно назначенному профессору химии Университетского колледжа, однако тот не был готов дать однозначный ответ. Вместо того, чтобы смириться, Листер выделил желчь от двух овец и обработал образцы сульфатом меди и гидроксидом калия. Ни в одном из экспериментов не было выявлено никаких следов сахара, из чего Листер сделал вывод, что у пациента в самом деле присутствует отклонение от нормы. Эти исследования принесли ему еще одну золотую медаль.

В конце 1852 года Листер сдал экзамены в Королевском колледже хирургов и получил необходимую для полноценной медицинской практики квалификацию. Тем не менее, он колебался, не готовый принять полную ответственность. В феврале 1853 года он вернулся к доктору Уолшу – на этот раз уже в качестве ассистента терапевта. Его нерешительность в вопросе прекращения учебы в частности подкреплялась финансовой поддержкой, которую оказывал Листеру отец. Отчасти вследствие того, что он занял последнее место в списке отличников по физиологии и сравнительной анатомии, Листер был полон сомнений. Занять должность хирурга – означало взять на себя полную ответственность за пациентов. Возможно, он беспокоился о том, какой вред может причинить, столкнувшись с неясными и редкими проявлениями заболеваний.