Майа Шалавиц - Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Вскоре я ощутила какое-то изменение, едва заметное, подобное легкому дуновению ветра. В отличие от многих курильщиков марихуаны, которые находят первый опыт скорее сбивающим с толка, чем приятным, мне не пришлось стараться для того, чтобы втянуться в новое ощущение. Я знала, чего мне ждать. В самом деле, я нашла то, чего искала с тех пор, как начала в девятом классе читать такие книги, как «Электропрохладительный кислотный тест» Тома Вулфа.

После поступления в последние классы средней школы у меня начались типичные для юности духовные искания, подстегнутые страхом смерти. Готовясь к обряду бат-мицва и сопротивляясь сомнениям в вере, возникшим после того, как я узнала о холокосте, я одновременно на уроках истории познакомилась с буддизмом – при изучении курса истории Азии и Африки. Буддизм меня очаровал. Идея перевоплощения, идея о том, что все мы являемся частицами Бога, который раскололся на миллионы самостей, чтобы рассказать свою историю, обладала в моих глазах невероятной притягательностью. Я узнала, что Майя, по индийским легендам, – это символ реального мира, считающегося миром иллюзий, сказкой, которую рассказывает нам Бог. Невзирая на то, что мама назвала меня Майей, прочитав продолжение «Мэри Поппинс», где Майя, одна из семи сестер-звезд созвездия Плеяд, спускается на Землю, чтобы говорить с детьми Бэнксов, я решила, что это не было простым совпадением, что я носила имя, исполненное таким глубоким буддистским смыслом.

Я читала о буддизме все, что попадало мне в руки, а затем, естественно, принялась читать о шестидесятых годах, о времени, казавшемся мне тогда, конечно же, просто мифическим, когда новая молодежная культура соединила Восточную религию, психоделики, политику и энергичную музыку и превратила эту смесь в движение, реально изменившее мир. Я зачитывала до дыр «Степного волка» и «Сиддхартху» Германа Гессе, читала Тимоти Лири, «Будь здесь и сейчас» Рэма Дэсса, «Двери восприятия» Олдоса Хаксли и книги Алана Уоттса. Эти книги изменили меня. Они предложили мне противоядие от страха. К тому же я смогла справиться со страхом смерти.

Идея о круговом движении душ приобрела для меня глубокий смысл, мне кружила голову мысль о том, что мы – частицы Бога, а не смертные создания, сотворенные внешним Богом. Для того чтобы приблизиться к просветлению, я самостоятельно занялась йогой и медитацией. Для того же, чтобы скорее найти дорогу к высшему духовному опыту, я вскоре захотела попробовать психоделические средства. Беда, однако, заключалась в том, что шестидесятые годы давно миновали и все мои устремления тоже давно вышли из моды. Было начало восьмидесятых, и бывшие дети цветов добивались теперь выдающихся успехов на Уолл-Стрите. К тому же я не знала, где мне доставать нужные вещества, до тех пор пока не встретила Эми.

Когда мы курили тот, первый в моей жизни комок гашиша, я чувствовала, что эта дружба была суждена самой судьбой. Предметы стали слегка расплываться, цвета стали более яркими, а звуки – резче, но это нисколько меня не раздражало, а лишь усиливало восприятие. Индийская ткань платья Эми, постеры с рок-музыкантами, кустарно выкрашенные стены – все приобрело какой-то колдовской вид. Я была готова вслух расхохотаться. Мир, как оказалось, не такая уж и серьезная штука. Все мои тревоги куда-то улетучились, и мне показалось, что новая подруга приняла меня всем сердцем.

Эми перестала быть недостижимой богиней и превратилась в такую же девушку, как я, человеком, с которым я делила мистический опыт. Музыка, звучавшая из стереоколонок, казалась необычайно цельной и полной, несравненно захватывающей. Я чувствовала себя так, словно после долгого мучительного пути наконец вернулась в родной уютный дом. «Я так долго ждала / Чтоб вернуться сюда / В лучах твоей любви!».

В своей новой школе я всегда чувствовала необходимость приспосабливаться, быть – против своей воли – конформистом, продолжая чувствовать себя другой. Конечно, там мне было лучше, чем в Гринвуд-Лейке, но я всегда опасалась, что мои новые друзья и подруги на самом деле не любят, а просто терпят меня из сострадания. Но с Эми я чувствовала, что меня по-настоящему понимают. Встречаясь с новыми людьми, мы говорили им, что мы – сестры, и это подчеркивало глубину и нерушимость наших уз. Она смотрела на меня как на свою кровную родственницу. Я думала, что гашиш стал решающим фактором, – он придал мне недостающий элемент, позволивший мне открыться дружбе без тревоги за ее подлинность. Мне потребовалось неестественное ощущение для того, чтобы почувствовать, что мои отношения с другим человеком реальны.

Кайф сломал стену страха, который удерживал меня от сближения с другими людьми или от примирения с собой; казалось, что гашиш решил мою вечную проблему – совместить дикое любопытство к новым ощущениям и панический страх перед ними. Я с головой погрузилась в чтение литературы о моей новой страсти и решила, что существуют два типа наркотиков: психоделики (включая марихуану), которые стимулируют духовный рост и сознание; и порошки (кокаин и героин), которые, вместе с алкоголем, предназначены для получения удовольствия и бегства от действительности.

Я подумала, что для меня будет достаточно развивающих наркотиков; использование их для просветления казалось мне вполне допустимым, однако употребление наркотиков второго типа для бегства от реальности и для удовольствия показалось мне чреватым угрозой привыкания, пристрастия и зависимости. Я и так уже была в достаточной мере испугана необходимостью как-то справляться со всеми изменениями, которые происходили со мной в подростковом периоде.

Мозг подростка не является просто недозрелым мозгом взрослого человека. Мозг в это время претерпевает превращение, сравнимое по своим масштабам только с взрывоподобным развитием его в первые несколько лет жизни. Эта стадия развития (подростковый период) невероятно важна для понимания природы наркотической зависимости: большинство нарушений обучения происходят именно в этой фазе развития, и возникновение наркотической зависимости не является исключением. Так же как аутизм никогда не появляется внезапно у взрослого человека, а шизофрения редко начинается до полового созревания, наркотическая зависимость в подавляющем большинстве случаев есть расстройство, характерное для позднего подросткового периода и для молодых взрослых.

Как я уже упоминала выше, зависимость в 90 процентах случаев начинается в подростковом возрасте. Так, если человек начинает регулярно употреблять спиртное в возрасте 14 лет, то шансы стать алкоголиком составляют для него пятьдесят на пятьдесят. Но если он начинает пить в возрасте старше двадцати одного года, то шансы резко идут вниз, и вероятность заполучить алкоголизм составляет всего 9 процентов. Часть истории заключается в том, что люди, склонные к раннему началу приема сильнодействующих средств, как правило, имеют активные гены, предрасполагающие к зависимости, или имеют в анамнезе психические травмы, которые предрасполагают к приему наркотиков или алкоголя. В том, как именно возникает наркотическая зависимость, играют роль сильные и слабые стороны подросткового мозга, а также то влияние, какое оказывают на него изменения, связанные с пубертатным периодом.