Петр Царфис - Записки военного врача

Конечно, первое время от «фронтовых абитуриентов» было не очень много толка, больше приходилось помогать им вместе с многоопытными операционными сестрами. Тем не менее мы были довольны своим пополнением. То были люди энергичные, с упорным стремлением быстрее и основательнее освоить новую врачебную специальность, особенно нужную Красной Армии. Их не требовалось обучать психотерапии — внимательность и сердечность по отношению к раненым были у них, как говорится, в крови.

В эти жаркие дни, когда нам пришлось занять под хирургические палаты помещения некоторых других отделений, мне вспоминалось первое лето войны, такое же знойное. То и другое имело сходные черты, но еще больше различий. Медицинская служба действовала куда более равномерно, ритмично, существенно улучшились условия лечения раненых, совершенствовались его методы. А в результате значительно повысилась эффективность многогранной медицинской помощи советским воинам, все в большей пропорции жизнь побеждала смерть в той борьбе, которую вели наши медики.

Да, борьба эта имела не только победы, но и поражения. Несмотря на то что наша медицина к тому времени уже многого достигла, она все же не была всесильной. Сознание неотвратимости летального исхода при некоторых тяжелых ранениях всегда ложилось тяжелым бременем на всех, кто самозабвенно отстаивал жизнь больного. В таких случаях можно было ничего не спрашивать у врача о состоянии здоровья тяжелораненых — все читалось на лице самого сдержанного, волевого человека.

Как правило, лечащие врачи провожали в последний путь умерших от ран воинов. Госпиталь прощался с ушедшими, как прощаются в таких горестных случаях с близкими в большой семье. Их хоронили на местном кладбище. Им отдавали воинские почести, специальное отделение бойцов провожало их в последний путь салютом из автоматов. Над могилой водружали пирамидку, увенчанную красной звездой, с дощечкой, на которой обозначались фамилии похороненных. Наши женщины обычно сажали здесь цветы. А родным воинов, одновременно с уведомлением об их кончине, сообщали о месте захоронения.

Теперь там, как мне писали, воздвигнут монумент в честь доблестных защитников Родины.

Когда вспоминаешь фронтовые госпитальные будни того сурового времени, перед мысленным взором проходят наряду с привычными картинами лечебного труда на войне и всякие сопутствовавшие им события, большие и малые. Видное место среди них принадлежало визитам командиров и комиссаров частей и соединений, воевавших на различных участках нашего фронта. Их заботила судьба раненых, бывших своих подчиненных. Часто бывал у нас старший батальонный комиссар Михаил Маркович Коломиец. Первый раз он приехал, сопровождая раненых бойцов. Будучи заместителем командира полка по политической части, он решил сам, как говорил, «передать своих ребят на лечение в верные руки».

Пока раненых обрабатывали в приемно-сортировочном отделении, Коломиец вкратце ознакомил нас с боевыми делами своей части, с теми подвигами, которые совершили его бойцы. Впоследствии, во время лечения раненых из этого полка, вскоре ставшего гвардейским, мы узнали кое-какие подробности о его действиях, вызвавшие у нас еще более горячие симпатии к нашим подопечным и знакомому комиссару.

Один из раненых, старший лейтенант, особенно ярко обрисовал картину внезапной атаки их артиллерии на крупный военный аэродром фашистов. Слушая его, мы словно воочию видели, как сотни снарядов нового оружия накрыли огромным огненным пологом все пространство, занятое аэродромом, баками с горючим, хранилищами авиабомб. Точно корова языком слизнула 30 самолетов, причинивших невесть сколько бед нашим людям, будто и не было в природе большого фашистского аэродрома, со всем его военным хозяйством! Так действовали, как мы узнали потом, знаменитые гвардейские минометы, ласково прозванные «катюшами».

Через несколько недель Коломиец опять прибыл к нам, чтобы забрать тех из своего полка, кто совсем поправился. Оставшиеся на долечивание составляли меньшинство и были очень недовольны своей участью, чего и не скрывали. Михаил Маркович утешал их, пообещав, что все они будут возвращены в свою часть после полной поправки, и предупредил меня об этом. Было отрадно наблюдать за взаимоотношениями комиссара и его бывших подопечных. Боевая дружба, связывавшая их, давала себя знать во всем. Не требовалось особой прозорливости, чтобы понять, какая роль в создании ее принадлежала Коломийцу.

Вскоре мы узнали, что М. М. Коломиец стал командиром того полка, где был комиссаром и который прославился многими успехами в трудных боях. Об уничтожении вражеского аэродрома уже говорилось. Воинам этого полка удалось подбить и сжечь более 100 танков, подавить 73 артиллерийские и минометные батареи, 196 огневых точек, уничтожить 88 складов и 93 блиндажа, отбить 26 контратак и нанести крупные потери вражеской пехоте.

До перевода на другие фронты, — а Коломиец сражался после Калининского фронта под Сталинградом, на Курской дуге и в других важных районах боевых действий, — он поддерживал контакт с эвакогоспиталем № 3829, то лично, то письменно, то через своих посланцев. Десятки гвардейских минометчиков из хозяйства молодого командира полка, залечив раны в нашем госпитале, вернулись в свою часть и продолжали громить врага.

В тот же период у нас побывал высокий гость из Военного совета фронта. То был член Военного совета генерал Д. С. Леонов. Он прибыл в сопровождении подполковника из Политотдела фронта и адъютанта, который нес два чемодана.

Представившись, генерал сообщил, что в соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего сейчас в госпитале состоится награждение орденами и медалями Союза ССР отличившихся в боях с врагом.

Это было волнующее и знаменательное событие.

Генерал и сопутствовавшие ему офицеры, надев белые халаты, обошли весь госпиталь. Член Военного совета объявлял раненому о награждении его за храбрость и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, орденом или медалью в зависимости от обстоятельств ранения и степени заслуг воина. И, нагнувшись, генерал прикреплял к нательной рубашке раненого знак награды. Тем временем офицер, сопровождавший генерала, оформлял должные документы и вручал удостоверения о награждении.

Новые орденоносцы и медаленосцы были еще очень слабы, не все могли сидеть, не утихли еще боли от ран. Однако это торжественное событие всколыхнуло всех раненых, заглушило их физические страдания. По всему чувствовалось, что люди рады вручению им почетных наград Родины, видят в этом яркое выражение высокой оценки их ратных заслуг, признательности и уважения к ним военного командования. Кто-то даже спросил у генерала, подразумевая, судя по всему, утвердительный ответ: