Виктор Смольников - Записки Шанхайского Врача

Историю своего обучения я начну с некоторых сведений об Ордене иезуитов. Об основателе ордена - испанском дворянине Игнатии Лойола (1491-1556) - подробно пишет Фюлоп-Мюллер в своей книге «Тайны и власть иезуитов». Лойола был, видимо, не совсем уравновешенным человеком, но, очевидно, весьма талантливым дипломатом. Создавая орден, он к трем обычным монашеским обетам (безбрачие, бедность и смирение) добавил еще и четвертый: слепое подчинение Папе Римскому, что заставило Папу того времени, читавшего новый устав, воскликнуть: «Се перст Божий!». Если учесть, что представляли собой римские первосвященники той эпохи с моральной точки зрения, то святой Игнатий был или очень наивным человеком, потребовав от членов своего ордена слепого повиновения именно этим людям, или, будучи сыном той эпохи, ничего аморального в Риме не видел. Да это не так уж и важно. Важно то, что он создал религиозный орден по военному типу - скованный железной дисциплиной и фанатической преданностью Папе. Сегодня тяжело понять, как можно раз и навсегда поставить людей в зависимость от роли неизвестно какого человека. Видимо, это диктовалось не разумом, а актом веры в то, что всякий Папа является наместником Бога на земле. Конечно, трудно судить о психологии человека XVI века, но сейчас, в конце XX века, когда орден продолжает следовать основному принципу построения, выработанному четыре века назад, понять это еще труднее. Можно было бы предположить, что группу дураков легко заставить поверить в то, что именно этот человек является наместником Христа на земле и ему должно слепо повиноваться, если бы не было известно, что иезуиты - наиболее образованные и эрудированные люди среди наших современников.

Система образования ордена предусматривает четыре этапа, по три года - каждый, и на полный курс обучения у иезуита уходит около двенадцати лет. Сначала он изучает гуманитарные науки и получает ученую степень магистра гуманитарных наук, потом - философию и получает степень доктора философии, далее - богословие и становится доктором богословия, а затем, если собирается стать преподавателем в университете, овладевает специальными науками: химией, медициной, астрономией, биологией или другими. Мой профессор патоморфологии отец Фламэ изучал медицину в Лионском университете, уже будучи иезуитом, а потом писал свою докторскую диссертацию о патоморфологии сифилиса легкого.

Иезуит-профессор - высокообразованный человек, и у него есть чему поучиться. Из университетов Ордена иезуитов вышло немало известных ученых, но им фатально не везло: многие из их учеников становились их же противниками. Иезуитов ненавидел Вольтер, их противником был Паскаль. Габриэль Пажес, написавший под псевдонимом Лео Таксиль блестящие книги «Забавная Библия» и «Забавное Евангелие», был учеником иезуитов, и в его книгах чувствуется солидная эрудиция и метод, которые он получил от своих учителей.

Впрочем, иезуиты во всем виноваты сами. Лойола создал воинствующий, а не созерцательный религиозный орден, и иезуиты стали вмешиваться в политику, причем действовали так активно, что неизменно вызывали ответное противодействие. Так, в 1759 году их выгнали из Португалии, из Франции их изгоняли трижды - в 1762ом, в 1880-ом и в 1901 годах. Они основали теократическое государство в Парагвае и проводили там такую жесткую политику, что Европу охватило всеобщее возмущение. Это был воинствующий орден, он использовал методы работы, отвечающие военному принципу: «на войне все средства хороши». Папе Клименту XIV эти методы показались настолько одиозными, что по его указанию орден распустили. Восстановлен он был Папой Пием VII только в 1814 году, то есть находился под запретом в течение сорока одного года. А так как по доктрине католической церкви Папа непогрешим, то возникает вопрос: какой из этих двух «непогрешимых» Пап ошибся: тот, который запретил орден, или тот, который восстановил?

У меня всегда вызывала сомнение версия «самороспуска» Ордена иезуитов. Скорее всего, они сделали «умственную оговорку» (reservatio mentalis), представляющую собой изощренное изобретение средневекового ума. Я читал об «умственной оговорке» в курсе нашего университета по этике, позже этот текст изъяли. Суть ее в следующем. Врать - грех, это совершенно ясно. Христос сказал: говорите просто «да, да» или «нет, нет». Но врать в нашем несовершенном мире просто необходимо. Как это делать, показывалось на примерах, один из которых я привожу. Хозяин сидит дома и, увидев в окно, что к нему идет человек, с которым он встречаться не хочет, приказывает слуге: «Скажи ему, что меня нет дома». Слуга - добрый католик, он знает, что врать - грех, и говорит гостю: «Хозяина, к сожалению, нет дома... (для Вас)». Последние два слова «для вас» он произносит в уме и поэтому не совершает греха. Это и есть «умственная оговорка».

В жизни я тоже встречал такую «иезуитскую» форму поведения. Во время войны у меня в больнице лежал бельгийский епископ Ноэль Губбельс. В молодости он служил личным секретарем по бельгийским делам у кардинала Гаспари, статс-секретаря Папы Пия XI, подписавшего Ла-теранский договор между Ватиканом и Италией Муссолини. Он рассказал мне один эпизод своей деятельности того времени. В Италии находились бельгийские рабочие, приезжавшие работать по найму. У них вышли какие-то затруднения с итальянскими властями, и Муссолини приказал выслать их всех из Италии. Приказ этот непосредственно касался Губбельса, который курировал бельгийских рабочих. Губбельс пошел к Гаспари, изложил ему суть вопроса и сказал, что приказа Муссолини не выполнит. Гаспари ничего не ответил, лишь медленно кивнул головой в знак согласия. Тоже «умственная оговорка»: ведь ничего не говорил, но бельгийцев все же не тронули.

Я бывал в монашеских кельях. В келью к монашке может зайти только королева страны (в Китае таковых уже не было), настоятельница - всегда вместе с какой-нибудь сестрой (Ватикан уже все знал о лесбийской любви и принял меры), священник и врач - в сопровождении настоятельницы. Келья монашки - метров восемнадцати площадью, стены - из небеленого бетона, простая мебель: кровать, стол, стул, гардероб, этажерка для книг. И распятие на стене.

У монахов-францисканцев кельи были просторнее, и в них царил беспорядок, как и полагается в комнатах холостяков. У одного святого отца я заметил корзинку для бумаг, доверху набитую скорлупой от съеденных крутых яиц. Он, наверное, два или три месяца не выносил мусор.

Иезуитам-профессорам полагалось две комнаты. Первая - приемная, в которой находились круглый стол и стулья для приходивших на консультацию студентов. Во второй комнате, кроме спальной мебели, стояли письменный стол и этажерки для книг. У отца Ришара, профессора экономической географии, огромные стопки книг лежали не только на столе, но и на полу, а также и на кровати. Мне было забавно представлять себе, как он вечером убирает с кровати штук сорок-пятьдесят толстых томов. Я думал, что, может быть, он делал это специально для похудания: старик был чуточку полноват. Почти во всех комнатах ощущался приятный аромат гаванских сигар.