Борис Цыганков - Психиатрия. Руководство для врачей

По отношению к шизоидам, в соответствии с взглядами Э. Кречмера, можно говорить о различных типах. К преимущественно гиперестетическим типам относятся чувствительный, лишенный аффекта; тонко чувствующий, холодный тип аристократа; патетический тип идеалиста. К преимущественно холодным и тупым типам шизоидного склада Э. Кречмер относил тип «холодного деспота», гневно-тупой тип и тип никчемного бездельника ( Wurstigkeit ). Автор дает, например, следующее описание типа Wurstigkeit.

«Карл Ганнер, кровный родственник Эриха Ганнера, с детства был высоко одаренным и очень злым. Уже со студенческой скамьи он считался не совсем нормальным. Он окончил теологический факультет и служил некоторое время, а затем перешел на филологический, истратив для этой цели последние деньги своих малосостоятельных родителей. Непосредственно перед государственными экзаменами убежал из страха перед ними и исчез в Америке. Там он социально опустился и впал в печальное положение. Он был настолько неловок, что работа на фабрике у машин была сопряжёна для него с опасностью для жизни. Попытка рекомендовать его домашним учителем не увенчалась успехом вследствие его неаккуратности, нечистоплотности и дурных манер. Долгое время он шатался без дела, и до сих пор неизвестно на какие средства он жил. В течение дня он читал в общественной библиотеке древние книги, ночью спал на скамьях под открытым небом. При этом ему ничего не было нужным, он жил как аскет, ничего не пил, не курил, не крал и ничего плохого не делал. Молодой эмигрировавший племянник нашел его однажды в таком состоянии: сухой, как скелет, неряшливый, в небрежно одетом костюме. Он простодушно спросил у племянника, как тот поживает; был всегда в игривом настроении, размахивал палкой, пел студенческие песни и приводил много греческих и латинских цитат. Совершенный философ и стоик. Его начитанность была невероятной. Он был эрудирован во всех философских системах. Он считал, что ему вовсе не плохо. Племянник посадил его на пароход в Нью-Йорке, заплатив за билет и снабдив его хорошим костюмом. Костюм он продал уже в Бремене, куда девал деньги — неизвестно. Там он однажды пешком в жалком виде пришел к своим старым родителям.

В его дальнейшей жизни ничего нового не произошло. Терпеливые друзья детства дали ему небольшую службу. Он был вполне пригоден для схематической канцеляристкой работы. Но он приходил и уходил, когда хотел, имел неприятные манеры, не воспринимал советов, делал язвительные замечания и со всеми ссорился. Свою свободу он считал высшим идеалом, для жизни ему почти ничего не было нужно. Денег у него в руках не оставалось. Он раздавал и закладывал все. Иногда он появлялся без приглашения у знакомых и родственников, вбегал в комнату, ходил взад и вперед большими шагами, с руками за спиной и не говорил ни слова, Если он произносил что-нибудь, то это было саркастическое замечание. У него была старая сестра, у которой был такой же злой язык, как и у него самого. Когда он встречался с ней, происходили бурные сцены. Он угрожал ей палкой, грубо бранил ее и называл дочерью пастора. Это было у него самым страшным оскорблением.

Я его часто видел: тонкий, сухой человек с некрасивыми позами и движениями, угловатый и беспомощный. Никакой костюм ему не подходил. Ему можно было надеть лучший сюртук, но на нем все висело, он был похож на бродягу. К старости он становился все более странным и неряшливым, непригодным ни к какой работе. Дети бегали за ним по улице. При наличии слабого юмористического штриха в этом случае шизоидный симптом "безразличия" выделяется особенно ярко».

Э. Кречмер писал, что шизоиды имеют особую социальную установку. При этом аутизм (преобладание внутренней жизни), рассматриваемый как шизоидный симптом темперамента, имеет оттенки в зависимости от психэстетической шкалы отдельного шизоида. Бывают случаи, когда аутизм является преимущественным симптомом повышенной чувствительности. Такими крайне раздражительными шизоидами сильные краски и тона реальной жизни воспринимаются как резкие, некрасивые, грубые, неприятные и иногда даже с душевной болью, между тем как для циклоида и для нормального человека они желанны и составляют необходимый возбуждающий жизненный элемент. Аутизм шизоидов проявляется в том, что они уходят в себя, стремятся избежать всяких внешних раздражений, заглушить их, они «закрывают окна своего дома», чтобы в нежном тихом полумраке своего внутреннего «Я» вести фантастическую, «бездеятельную, но полную мыслей» жизнь в грезах. Они ищут, как красиво сказал о себе Стринберг, одиночества, чтобы «закутаться в шелк своей собственной души». Они отдают предпочтение определенной среде, которая не причиняет боли и не ранит: аристократически холодный, салонный мир, механически протекающую чиновничью работу, прекрасную природу, древности, кабинет ученого. Если шизотимик из чопорного, сверхцивилизованного светского человека становится взъерошенным анахоретом, то скачок уже не так велик. Одна среда дает ему то же самое, что и другая, — единственное, что он желает от внешнего мира: пощаду его гиперестезии.

Напротив, аутизм анестетика — это простая бездушность, отсутствие аффективного резонанса для внешнего мира, который для эмоциональной жизни его не представляет интереса, и к справедливым требованиям которого он остается безразличным. Он замыкается в себе, потому что у него нет оснований делать что-нибудь другое. Характер социальной установки шизоидных людей, а также здоровых шизотимиков обусловлен как раз психэстетической пропорцией. Шизоидные люди или абсолютно не общительны, или общительны избирательно — в узком, замкнутом кругу, или поверхностно общительны без более глубокого контакта с окружающим миром. Необщительность шизоидов имеет различные оттенки с налетом неудовольствия, защитного или наступательного характера.

Эта антипатия к общению с людьми варьирует от нежной тревоги, робости и застенчивости, перерастая через иронический холод и угрюмую причудливую тупость, до резкого, грубого, активного человеконенавистничества. И что самое любопытное: эмоциональная установка отдельного шизоида в отношении ближнего переливается всеми цветами радуги между застенчивостью, иронией, угрюмостью и жестокостью. Красивым характерологическим примером такого рода служит историческая фигура Робеспьера. У шизофренических душевнобольных эта аффективная установка относительно внешнего мира имеет часто характер «принятия мер защиты» (Адлер), подобно инфузории, недоверчиво со стороны наблюдающей с полуопущенными ресничками, осторожно выдвигающей свои щупальца и вновь съеживающейся. По отношению к чужим, вновь появляющимся людям они испытывают весь спектр психэстетической шкалы с нервозностью и неуверенностью. Это чувство неуверенности переносится на наблюдателя. Некоторые шизоиды производят впечатление чего-то расплывчатого, непроницаемого, чужого и капризного или даже коварного. Для постороннего всегда остается нечто таинственное за скрывающимися колебаниями шизоидной аффективной установки, чего он не может постичь и что не исчезает.