Александр Мясников - Никто, кроме нас. Помощь настоящего врача для тех, кто старается жить

Но самую большую лепту в мое воспитание внес мой муж, мой неповторимый, непредсказуемый муж, уникальный человек, блестящий экземпляр человеческой породы. Мы познакомились с ним в горах, Кавказа, на Домбае, куда я приехала по горящей путевке на неделю после окончания Политехнического института, катаясь до этого только на беговых лыжах и слыхом не слыхивая о горных. Все парни, которые катались на горных лыжах, показались мне полубогами, но среди них был один, который при первой встрече сразу же вручил мне сорванные им высоко в горах рододендроны. Он стал учить меня, неумеху, кататься на горных лыжах, снимал с меня эти ужасные горнолыжные ботинки, напоминающие мне орудия инквизиции, сушил мои носки, играл на рояле вальс Мендельсона, осуждал тех, кто пьет, и говорил, что любит Хемингуэя, только что изданного в СССР и воспринимаемого неоднозначно. Все его почему-то звали «Слон», хотя он был просто крепко сложенный обычного роста парень.

Нетрудно догадаться, что я сразу же в него влюбилась, но когда мы уже мужем и женой поехали на Домбай кататься на лыжах, ситуация изменилась. На этот раз мы жили не собственно на Домбае, а в хижине на Алибеке, куда от Домбайской поляны надо было еще идти 7 км в гору. Когда мы подошли к началу тропы, ведущей наверх, Слон сказал, что мы по очереди по 10 минут будем нести обе пары лыж. Я думала, что мне будет проще нести все время мои собственные лыжи длиной 1,9 м, а не вместе с его тяжеленными фирменными Kneissl длиной 2,1 м, но Слон был неумолим и ревностно следил за временем, не давая мне ни минуты поблажки. А когда, вернувшись после катания, я протянула ногу, чтобы он снял с меня горнолыжный ботинок, он сказал, что я могу и сама это сделать. «Но ведь ты же всегда мне их снимал», – удивилась я. «Это был агитпункт!» – ответствовал Слон. Так и повелось. Никакого спуску. Любишь кататься, люби и саночки возить. Хочешь на серфе учиться – тащи сама доску. Ставь сама парус. Слуг нет. Это вам не «пахать подано, граф». И как я ему благодарна за эту науку. Если бы не этот опыт, разве я смогла бы тащить на себе обе пары лыж к подъемнику в South Dulc, чтобы дать возможность моему бедному, прооперированному по поводу рака легких Слону все же сделать несколько спусков по роскошным горнолыжным трассам на границе Франции и Италии?! А потом все повторилось в Андорре, только не на спуске, а на вынужденном подъеме пешком вверх по склону, когда вдруг выключили подъемники и мне пришлось взять Санины лыжи, потому что он задыхался и еле мог ползти вверх.

Ну, а когда родился Мика, последние следы внимания к собственной особе испарились. Остались только «надо». Мощный материнский инстинкт. Маленький несмышленыш требовательным криком заставляет тебя вскочить и бежать к его кроватке, как бы ты ни устала, как бы тебе ни хотелось спать. Женщина, которая не рожала, не знает этого. Для нее никогда не бывает такой ситуации, когда надо полностью поставить себя на службу маленькому продолжателю рода.

И тот же Слон научил меня водить катер, чтобы мы оба могли прокатиться вечером после работы на водных лыжах. Катер тогда стоял на Ржевке. Кончали работу мы в шесть часов вечера. Осенью светлого времени почти не оставалось, но так хотелось хоть на чуть-чуть продлить сезон. Слон приезжал от своего РИРВа на машине, я – на электричке до Ржевки, мы бежали к катеру, сначала он катал меня, потом я мокрая садилась за руль и катала его. Потом быстро темнело – и мы счастливые прыгали в машину и ехали домой.

Вот тогда зародилась идея купить вторую машину, чтобы мне быстрее добираться от Физтеха до Ржевки. Эта история тоже добавила мне знаний. Мике к окончанию школы подарили довольно значительную денежную сумму. Осталось добавить немножко – и можно было купить старый «Запорожец», предложенный моим физтеховским коллегой Никитой Дунаевым. Дело было зимой. Пошли осмотреть это чудо техники, но дверь гаража замело снегом и открыть ее настолько, чтобы можно было выкатить машину и проверить ее в деле, не представлялось возможным. Через неделю мне надо было уезжать работать на полгода по обмену в Америку в Ford Research Laboratories. Я отдала денежку и улетела. Вернувшиь весной, я поняла, что слегка поторопилась: машина вообще не могла сдвинуться с места. Оказывается, у нее была сломана третья шейка коленвала. Вот тут началась школа Никиты Дунаева, благодаря которой я узнала все и про шейку коленвала, и как ее можно восстановить, опустив ее вместе с бутылкой водки в условленное время в окно подвала на находящемся рядом с Физтехом заводе «Светлана», как перебить номера на двигателе, который оказался «левым», чтобы старые номера не высветились при проверке рентгеном, как восстановить бензопровод, который тоже оказался поврежденным, как нанести антикоррозионное покрытие (смесь отработанного машинного масла с пластилином, разогреваемую на примусе), которое при движении автомобиля покрывалось пылью и отлично защищало кузов, как поменять прогоревшую выхлопную трубу… и многое другое. На все это у нас с Микой ушло лето. На Ржевку на Запорожце я так ни разу съездить и не успела (к тому времени базу перенесли в Кавголово), но мы с Микой прошли «школу молодого бойца», и ни он, ни я об этом ничуть не жалеем.

А «школа Слона» мне пригодилась и в те годы, когда мы с моим любимым сыном Митечкой, Микой стали ездить летом в Сибирь в археологические экспедиции. Я подписалась на такое отпускное времяпрепровождение из двух соображений: во-первых, это экономило отпускные деньги. Надо было добраться за свой счет только до ближайшего населенного пункта, а там уже ты становился «экспедишником» и переходил на казенный кошт. Во-вторых, мне хотелось отвлечь моего сына от городских подростковых компаний. Кстати, попала я туда тоже благодаря «трудовому» воспитанию. В Ленинград летом из Новосибирска приехал на один день Валера Бур илов, начальник археологической экспедиции новосибирского Института истории Сибирского отделения Российской академии наук. Мне позвонил мой приятель Марк Бриллиант, который много лет работал с Буриловым, и сказал, что у меня есть уникальная возможность встретиться с Буриловым и попроситься к нему в экспедицию. «Если приглянешься ему, возьмет», – сказал он. Договорились о встрече около какой-то станции метро. Я вышла из метро и пошла навстречу невысокому коренастому человеку, в котором я почему-то сразу распознала Бурилова. Потом он рассказывал об этой встрече так: «Вижу, идет от метро какая-то фифа. Как бы, подумал я, барышне ручку своим рукопожатием не испортить. Барышня подошла и так сжала мою руку, что я сразу понял: наш человек. Берем». И действительно, нам потребовалось пять минут, чтобы обо всем договориться. Причем он разрешил взять и Мику, которому тогда было только 13 лет, несмотря на то, что в горно-таежные экспедиции ребят младше 17 лет брать запрещено. Но русским ведь закон не писан… Потом много лет подряд я ездила с сыном, моим лучшим дружком, в археологические экспедиции на Ангару, Амур и Сахалин. Там тоже никто не делал различия между мужчиной, женщиной и даже подростком. Ставь палатку, пили деревья, коли дрова, разжигай костер, работай на раскопе, «двигай отвал», т. е. отбрасывай совковой лопатой землю за бруствер раскопа – довольно тяжелая работа. Надо сказать, что и мне, и Мике эти поездки принесли очень большую пользу и в смысле познания истории, и знакомства с новыми «городами и весями», и понимания выстраивания человеческих взаимоотношений.