Александр Мясников - Никто, кроме нас. Помощь настоящего врача для тех, кто старается жить

Кстати, когда Мика поступил в Политехнический институт по «спортивному набору» (ребята, которые были суперами в любых видах спорта, сдавали вступительные эказмены на месяц раньше всех остальных), он был должен весь август проработать на «общественно полезных работах», а мы мечтали уехать в августе в Геленджик покататься на водных лыжах. Мика поинтересовался у начальства, нельзя ли ему получить какое-то задание, которое он выполнит ударными темпами и освободит себе какое-то время для поездки. В то время шел ремонт спортивного зала: меняли окна, и надо было распилить старинные огроменные деревянные рамы на дрова. Объем работы был очень большой, и пилить надо было двуручкой. Требовался партнер. Мика позвонил мне и спросил, хочу ли я поехать в Геленджик. Если хочу, надо перепилить кучу деревяшек. «Не вопрос», – сказала я. После работы я перебегала дорогу (благо Физтех стоит напротив Политеха), срочно переодевалась в спортивный костюм – и мы с Микой брались за пилу.

Слон наш энтузиазм не одобрял. Говорил, что надо всех «послать и свалить на море». Но мы были законопослушные, не хотели нарываться на скандалы и честно вкалывали дотемна каждый день, пока не перепилили всю кучу, а потом «с чувством глубокого удовлетворения» все же «свалили» на юг.

«Школа Слона» и волейбольная закалка помогали мне не один раз. Когда-то, охотясь с подводными ружьями на рыбу в псковских озерах, мы заметили на берегу одного озера старый почерневший дом с проваленной соломенной крышей и купили его по завещанию у одной старушки в надежде сделать из него базу, в которой можно было бы хранить все наше подводное снаряжение. Дело было в августе. Еще один сезон домик бы не простоял. Володя Тучкевич, главный знаток этих мест, свалился с инфарктом и умолял этот дом до зимы подвести под крышу. Договорились, что мы с моей подругой Ирой возьмем отгул в пятницу и поедем вперед купить на лесопилке горбыль для обрешетки, а на выходные приедут наши мужики – Слон, Валя Хейсин и Женя Трофимов – и сделают крышу. Мы с Ирой были не в лучшей форме. Я только что вынула руку из гипса после сложного перелома локтевого сустава, а Ира три ночи до этого не спала по причине празднования свадьбы сына. Приехали на автобусе, побежали на лесопилку, купили 100 шестиметровых досок горбыля и уже радовались исполненному заданию, как случилось непредвиденное затруднение. Оказался неисправным автопогрузчик, и нам было сказано, мол если вы, ленинградские девочки, готовы вручную накидать эти доски на лесовоз, то мы вам их отвезем, куда скажете. Мы с Иркой переглянулись и, закусив губу, взялись за дело. Опочецкие парни стояли и ухмылялись. Сначала все шло хорошо, но к шестому десятку мы начали выдыхаться. Доски буквально выскальзывали у нас из пальцев. Парни уже вызывались помочь, но мы гордо отказались и все-таки добили это дело.

Ну и, конечно, к делу моей «закалки» приложил еще свою тяжелую руку мой «микрошеф» Слава Марихин, к которому я попала буквально в рабыни, учась еще на третьем курсе Политеха. В те годы это была нормальная и очень хорошая практика – начинать работать в исследовательских лабораториях в студенческие годы, писать там дипломные работы, а при благоприятном стечении обстоятельств оставаться там работать. Слава был всего на три года моложе меня, закончил ту же кафедру физики диэлектриков и полимеров, был распределен на работу в Физтех и в лице меня получил бесплатные рабочие руки. Во-первых, ему хотелось продемонстрировать свое превосходство надо мной и свою власть, во-вторых, ему хотелось меня унижать, чтобы я не задирала нос, потому что я была внучкой академика Давиденкова, который заведовал лабораторией в Физтехе и кафедрой в Ленинградском политехническом институте им. М. И. Калинина, а Слава почему-то априорно считал, что я должна этим кичиться. «Все бабы – дуры», – была его любимая присказка. И ему доставляло удовольствие смотреть, как я сражаюсь с какой-нибудь неисправностью, не предлагая свою помощь и предоставляя мне выкручиваться из проблемы самой. До сих пор не могу забыть, как я перепаивала какое-то сопротивление в станине небольшого чешского настольного электронного микроскопа Tesla, которое находилось в ужасно неудобном месте, и помощь человека, который мог бы подержать микроскоп навесу, пока я паяю сопротивление, была мне очень нужна. Но Слава сидел рядом и только самодовольно на меня поглядывал. Я не стала просить его о помощи и все-таки победила это проклятое сопротивление. И до сих пор стараюсь все делать сама, если могу обойтись без посторонней помощи.

Намедни вдруг разом погасли три лампочки из четырех, смонтированные в нашем душе-туалете. Для меня как для левополушарного человека вероятность одновременного перегорания трех лампочек казалась близка к нулю. Представлялось, что возникла какая-то неисправность за подвесным потолком. Я позвонила парню, который у нас этот потолок монтировал, и попросила его приехать, чтобы разобрать секцию и заглянуть, что там могло случиться. Он предложил мне сначала убедиться в том, что лампочки неисправны, хотя я и настаивала в маловероятности их одновременной естественной смерти. Углядеть в них ниточку накаливания было практически невозможно, так как они были изнутри напылены металлом для создания отражающего экрана. Китайский тестер капризничал. Пришлось найти по Интернету аналоги, получить их со склада и поехать домой, с тем чтобы ввинтить их в гнезда, расположенные под нашим высоченным потолком. Я была одна. Возможность рухнуть с верха стремянки на твердый кафельный пол с перспективой что-нибудь себе сломать меня не очень прельщала. Не скрою, что было большое искушение позвонить Мике и попросить его заняться этим достаточно простым делом. Но я подавила это желание на корню, с большим трудом втащила стремянку в туалет и, едва дотянувшись до дальнего гнезда, ввинтила лампочку. Она засияла. С остальными было разобраться легче. Спасибо, суровый «микрошеф»!

Теперь возобладала идея, что женщина – существо особое, что мужчина должен ее обеспечить, освободить от «неженской» работы, что она достойна всего самого лучшего. Со всех сторон реклама твердит: «Я этого достойна». А мне кажется это диким. Мне кажется, что в нашем цивилизованном мире нет мужской и женской работы. Да, конечно, мужчина не может родить и не может кормить ребенка грудью, но во всем остальном мы можем играть на равных, и стремление переложить какое-то дело на плечи мужчины, значит расписаться в собственной несостоятельности. И так же в семейных парах: когда первая влюбленность проходит, ты уже не ловишь сердце в пятке при виде своего избранника, и влюбленность закономерно переходит в более спокойную стадию любви, а распределение семейных обязанностей зависит от желания каждого партнера взять на себя большую или меньшую их часть в зависимости от ситуации и собственных возможностей. Когда Нина Берберова с Ходасевичем бедствовали в эмиграции в Париже, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то работу, Ходасевичу предложили место в типографии. Нина категорически запретила ему идти туда работать, потому что у него были слабые легкие, для которых свинцовые пары при наборе текстов, могли оказаться смертельными, и пошла работать на это место сама.