Мэри Кэссиди - Место преступления – тело. Судмедэксперт о подозрительных смертях, вскрытиях и расследованиях

Однажды в запертой каюте подводной лодки нашли мужчину с перерезанным горлом. Он страдал депрессией и был замкнут последние несколько дней перед смертью. Суицид, не правда ли? Но никакого оружия поблизости не было. Значит, убийство? Я скептически отнеслась к мысли об убийстве в запертой каюте подводной лодки посреди моря. Тут дело не для Пуаро, а скорее для Гудини. На фотографиях передо мной предстала комната, залитая кровью, но я оставила суждения до осмотра тела.

Когда его обнаружили, мужчина был мертв уже несколько часов; тело покрывал слой запекшейся крови, на шее зияла резаная рана. В учебниках по патологии описываются способы, как отличить самоубийство от нападения, исходя из внешнего вида раны. Обычно вокруг основного ранения имеются более мелкие порезы [29], к тому же можно увидеть следы от ран на запястьях, если мы имеем дело с суицидом и предыдущими попытками покончить с собой. Подобные раны также могут присутствовать на шее. Но в реальности отличить убийство от самоубийства намного сложнее.

Отмывая тело, я обнаружила множество мелких порезов на шее, указывавших на то, что это могло быть самоубийство. Чтобы понять, что случилось, я изучила тело на предмет других порезов, особенно на руках. Порезы вдоль запястий добавляли веса версии о самоубийстве, в то время как порезы на предплечьях могли свидетельствовать о том, что мужчина защищался от нападавшего – именно там обычно остаются следы при самозащите. Когда я смывала кровь с его рук, то в липком сгустке между пальцами нашла маленькое лезвие от бритвы. Сколько же нужно терпения и желания, чтобы нанести себе столько повреждений и убить таким крошечным оружием? Разобранную бритву нашли в каюте. Вердикт: самоубийство.

Другой похожий случай, произошедший несколькими годами ранее, в январе 1997 года, завершился иначе. Мэрион Росс, женщина средних лет, жила одна с тех пор, как умерли ее родители. По словам врачей, у Мэрион в анамнезе значились депрессия и другие психические проблемы со здоровьем. Ее нашли мертвой в коридоре. На теле и вокруг много крови. Никаких признаков взлома. Утром ее видели в городе, когда она совершала покупки. Полиция вызвала местного врача, чтобы тот подтвердил смерть. Врач осмотрел рану на шее и решил, что женщина покончила с собой. Полиция позвонила мне, просто чтобы удостовериться в правильности заключения. Я согласилась, что множественные повреждения на шее указывают на суицид, несмотря на то что при самоубийствах люди чаще метят в грудь, а не шею. Ножницы все еще торчали из раны, что не удивительно, при суициде такое часто случается. Вот только…

Пока я ждала окончания работы специалистов над телом, я заглянула в кухню. Утренние покупки все еще лежали на столе. Ножницы, вероятно, были взяты из кухни.

Обычно при самоубийстве люди обдумывают свои действия. Зачем Мэрион пырнула себя в коридоре? Почему не в кухне, спальне или ванной? Зачем выбрала ножницы, если в ящике полно ножей?

Наконец меня позвали к телу. Да, из шеи торчали ножницы. Да, вокруг основной раны имелось множество мелких. Но, взглянув на лицо женщины, я заметила рану у глаз.

Я вызвала следователя и сообщила, что все это больше похоже на убийство. И оказалась права. Расследование было долгим и сложным. Похоже, дом Мэрион хотели ограбить. В ходе процесса дознания выяснилось, что грабителем был молодой человек, несколькими годами ранее работавший в доме при его переустройстве; его обвинили в убийстве на основании найденных на месте преступления отпечатков пальцев. Отпечатки жертвы нашли на жестяной банке с печеньем, в которой хранились деньги – банку нашли дома у преступника.

Случай стал печально известным из-за того, что обнаружились трудности с доказательствами по отпечаткам пальцев. А это, в свою очередь, привело к изменениям во всей системе. Один из отпечатков, обнаруженных на месте происшествия, принадлежал, по мнению экспертов, офицеру полиции. В то время никого не удивляло, если на место преступления люди проходили без защитной одежды и перчаток. В целом, ничего такого в этом отпечатке не было, вот только офицер утверждала, что на место преступления не заходила. Эксперт настаивал на том, что отпечаток принадлежит ей, а офицер – на том, что никогда и близко не подходила к этому месту.

Молодому человеку предъявили обвинение в убийстве, дело было передано в суд. Он утверждал, что улики ему подбросили, а дело сфабриковали. Впрочем, присяжные приняли доказательства, связывающие его со смертью Мэрион Росс, и признали его виновным.

После судебного разбирательства было проведено расследование по поводу отпечатков пальцев офицера полиции. Ее отстранили от должности до завершения расследования, а после уволили. Ей пришлось самостоятельно отстаивать свою репутацию и положение в полиции.

В рамках своей защиты она обратилась к дактилоскописту из США, чтобы он изучил доказательства по делу об убийстве. Пэт Вертхайм заявил, что отпечатки не принадлежали офицеру и что метод идентификации отпечатков был некорректным. Ничего себе! Заявление, задвинувшее нас, ученых, подальше. К сожалению, в эту ловушку может угодить любой: всем нам кажется, что если что-то научно доказано, то это безоговорочный факт.

На суде по делу о лжесвидетельстве сторона обвинения оспорила тот факт, что отпечатки принадлежали офицеру полиции. Более того, Пэт Вертхайм заявил, что шотландский метод идентификации отпечатков основан на личном мнении, а не фактах. В то время пользовались системой баллов: уверенность базировалась на том, сколько характеристик двух отпечатков совпадет. Оптимальным числом было шестнадцать. И хоть между отпечатком с места преступления и отпечатком офицера были некоторые сходства, важно то, что различий тоже хватало. Отпечатки ей не принадлежали.

Офицера оправдали и сняли с нее все обвинения в неправомерном поведении. Шотландские эксперты не согласились с тем, что ошиблись, но в конечном итоге изменения были введены. Так приняли систему, которой пользуются в Великобритании и США: теперь отпечатки пальцев идентифицируются на основе качества и уникальности отпечатка, а не их сходства. Это позволило обвиняемым подавать апелляцию, а сомнения в отношении отпечатков стали приводить к отмене приговора. Теперь никого на этом основании не могут обвинить в убийстве. С одной стороны, несправедливость исправлена, но с другой стороны, где справедливость для жертв?

Скальпель опускается. Халат развязан. Разговоры смолкают. Головы нетерпеливо поворачиваются, словно птенцы в гнезде, ждущие угощения.

– Ну как там, док? Что произошло? Все-таки убийство?

То, что я скажу, определит ход событий. Люди бросятся прочь из морга, обрадованные, что никакого расследования дела об убийстве не будет. «Спасибо, док, тогда увидимся в следующий раз». Или по комнате пронесется тяжелый коллективный вздох, люди откинутся на стульях, готовые записывать детали в блокноты, включаясь в расследование преступления.