Мэри Кэссиди - Место преступления – тело. Судмедэксперт о подозрительных смертях, вскрытиях и расследованиях

Когда в 2000 году жена Джерри МакГинли сообщила о его исчезновении, вероятно, мало кто в Северной Ирландии забеспокоился о пропаже этого довольно сомнительного персонажа. А примерно год спустя школьница вместе с семьей во время прогулки в графстве Литрим наткнулась на частично захороненное тело. К тому времени, как я добралась до места, в новостях уже ходили предположения о том, что это может быть Джерри МакГинли. По обе стороны границы между графствами начались расследования. Тело нашли в неглубокой могиле голым и завернутым в полиэтилен. Оно сильно разложилось, и с опознанием возникли трудности. Мне предложили услуги судебного антрополога из Королевского университета. Я была в восторге: в том время у меня еще не было знакомого судебного антрополога, к которому я могла обратиться по этому вопросу. Джек Харбисон предпочитал использовать для этих целей медицинского анатома, тогда как я раньше работала с судебными антропологами в Глазго и за границей и знала, как они хорошо помогают нашим расследованиям. Лорин Бакли оказалась ценным кадром для Управления государственного судмедэксперта.

Впрочем, мне не важна личность покойного: моя задача – определить причину смерти и предоставить как можно больше информации, которая поможет установить личность, время или место смерти. Обнаженный мужчина в неглубокой могиле – явное свидетельство того, что перед нами не простая смерть: на убийство указывали следы ударов по голове. Состояние тела дало нам временные рамки в несколько месяцев. Умер он не там, где его похоронили: его завернули в полиэтилен и перевезли. Место смерти наверняка было залито кровью, и даже при тщательной уборке смыть ее следы не так-то просто.

Используя различные методы, мы установили: тело действительно принадлежало Джерри МакГинли. Главными подозреваемыми, разумеется, стали его жена и ее новый партнер. Как и в случае с Мэри Уилан, выяснилось, что Джули МакГинли оформила дорогую страховку незадолго до того, как ее муж «исчез». Полиция Северной Ирландии продолжила расследование, и вскоре жена и ее любовник предстали перед судом. Их признали виновными в убийстве.

В день террористической атаки на Всемирный торговый центр в 2001 году я ехала в Голуэй. Пожилую женщину нашли мертвой в ее собственном доме, на голове обнаружились травмы.

Я слушала радио, когда передали новости: самолет врезался в одну из башен-близнецов. Почти сразу: еще один самолет, еще одна башня. Мир, каким мы его знали, рухнул как домино.

Телефон зазвонил. Мои контакты после дела о военных преступлениях были в ООН, если я кому-то понадоблюсь. В нашей группе тогда работала судмедэксперт из Нью-Йорка, Ивонна Милевски. Она связалась с Робертом МакНилом и уточнила, готова ли наша команда выдвинуться в Америку, чтобы помочь им на месте. Разумеется, никто не отказался. Работы могло быть невпроворот. Но никто не мог и предположить, какой насыщенной и трудной она будет. Я позвонила боссу, Джеку Харбисону, затем в Департамент юстиции, чтобы попросить разрешение на вылет, если потребуется. Они дали согласие, которое не пригодилось. Ивонна держала нас в курсе событий.

Ее отделение не было завалено трупами в привычном понимании: многих так и не нашли, других разорвало на мельчайшие кусочки. Перед экспертами предстала самая большая головоломка в истории, нужно было собрать тысячи тел. Семьям предстояло долгое ожидание. Основная работа легла на плечи антропологов, они и по сей день разбираются с кусочками тканей и осколками костей, найденных в окрестностях башен-близнецов. Когда стоишь на том месте, тебя будто затапливает холодная трезвость: столько утраченных жизней, столько разрушенных семей. Судебно-медицинское сообщество довольно небольшое, но мы всегда стараемся помочь там, где это необходимо.

Тем временем я прибыла на место преступления в Голуэй. Мы собрались там, чтобы расследовать смерть пожилой женщины, хотя все наши мысли тогда были далеко за Атлантикой. Независимо от того, какое количество смертей обрушилось на Нью-Йорк, наше дело – убедиться, что мы уделили все свое внимание погибшей женщине.

Ее домик был простым и незамысловатым. Кухня-гостиная в беспорядке, женщина лежала на полу, вокруг головы натекла лужа крови. Печальное зрелище. На голове имелась рана, а рядом лежало оружие: сломанная ножка от стула. За преступником далеко ходить не пришлось: это сделал ее сын.

Каждые несколько лет случается подобное: отпрыски убивают собственных родителей. Я сталкивалась с такими сыновьями дважды: дело семьи Слэйтор в 2007 году и дело семьи Каддихи в 2014-м. В обоих случаях родители были в возрасте и жили далеко от соседей. Слэйторов застрелил их сын, после чего покончил с собой. Ружье было под рукой и на него имелось разрешение. Семью Каддихи зарубили топором – и снова доступное оружие. Джулиан Каддихи предстал перед судом, но был признан невиновным «по причине безумия». Очевидно, что и Джулиан Слэйтор был не в своем уме, когда убивал. Но что бы ни послужило спусковым механизмом, такие убийства обычно жестокие.

По поводу ментального здоровья и темы суицида ведется много споров. Семье тяжело понять, почему это происходит, но как кто-то может вникнуть в проблему, если с ним такого не случалось?

Нам нравится, когда жизнь понятна и упорядочена, но на деле она не такая. Нам нравится, когда для поступков имеются причины, но они есть не всегда. Жизнь сложна, смерть тоже.

Шок, который мы испытываем, узнав о том, что кто-то покончил с собой или убил своего супруга или родителя, не сравнится с шоком от того, что родитель может убить собственного ребенка. Мы запрограммированы защищать свое потомство. Пожалуй, самый сложный аспект моей работы – дела об убийствах детей. Мне не приходилось сталкиваться с детскими смертями в своей семье. И даже во времена учебы я не попадала в такие ситуации, когда пришлось бы задуматься, что мы не всегда можем предотвратить смерть, какими бы хорошими врачами мы ни были. Возможно, меня ослепляло желание верить, что я смогу изменить что-то к лучшему, вылечить больных. Даже на стажировке у патологов я понимала, что существуют болезни или генетические аномалии, которые провоцируют детскую смертность, но никогда не сталкивалась с этим в жизни…

До того дня, когда я поехала в Йоркхилл, в педиатрическую больницу в Глазго, на три месяца, необходимые для завершения моего обучения. Я устроилась в отделение педиатрической патологии, чтобы подготовиться ко второй части экзамена в Королевском колледже. До того момента детская смерть представлялась мне эфемерной – трагичной и душераздирающей, но смотрящей на меня только со страниц учебных справочников. В отделении обычно вскрытия проводились по утрам, а хирургические вмешательства днем. Под хирургическим вмешательством понималось удаление небольших кусочков ткани в диагностических или терапевтических целях. На тот момент я уже три года обучалась гистопатологии и интересовалась аутопсией. Мир судебной патологии еще не распахнул передо мной свои двери, когда я оказалась в педиатрии. Но, возможно, тогда и зародилась мысль об этой сфере.