Мэри Кэссиди - Место преступления – тело. Судмедэксперт о подозрительных смертях, вскрытиях и расследованиях

Я вошла в чуждый мир: в нем все оказалось будто бы сжатым – это как пойти в начальную школу уже взрослым человеком, когда вдруг осознаешь, что все стулья и парты крошечные, хотя когда-то казались такими большими и внушительными.

Первый шок случился, когда я увидела маленькие тела на столах в морге, тогда как обычно имела дело со взрослыми, большинство из которых достигли совершеннолетия.

Эти крохи не видели даже солнечного света – либо видели только из окон больницы. Но я пришла учиться, поэтому сглотнула ком в горле и взяла себя в руки. У меня разрывалось сердце, когда приходилось иметь дело с выкидышами, замершими беременностями, детьми с врожденными пороками, надежды на выживание у которых не было, или смертями во время восстановительных операций. Но именно там я лично убедилась в силе и мужестве тех, кто потерял близких, и поняла, что моя работа заключалась не в том, чтобы горевать вместе с ними, а в том, чтобы попытаться дать ответы на их вопросы. Почему он умер? Почему операция не прошла успешно? Это моя вина? Может ли это случиться с другим ребенком? Могу ли я иметь еще детей?

Лишь однажды я позволила маске профессионализма сойти с лица. В тот день я пришла в небольшую часовню, где родители ждали необходимого опознания тела. Я всегда говорю студентам, что при встрече с семьями они должны помнить: родители смотрят на них как на врача, который возьмет ситуацию в свои руки, и они там для того, чтобы помочь. Я должна была предоставить семье информацию, что смерть случилась внезапно, вероятно, это «смерть в колыбели», как тогда говорили. Но при проверке документов я не заметила, что заполненных форм две. Открыв двери, чтобы поздороваться с родителями и утешить их, вместо одной люльки-переноски я увидела две. Два одинаковых ребенка, две одинаковые люльки; вскрытие показало, что в обоих случаях произошла «внезапная детская смерть». К такому я не была готова. Маска профессионализма треснула, и я вместе с ней. Рядом со стойко переносившими новости родителями я – врач – совсем расклеилась.

К счастью, «настоящий» патолог, профессор Ангус Гибсон, догадался проверить, как там дела у его стажера. Меня быстро вывели из часовни. Он справедливо объяснил мне, что я усугубила ситуацию, – это стало для меня важным уроком. Когда дело касается детских смертей, убедитесь в том, что все подготовлены: иногда вам придется побыть тем самым ответственным взрослым.

Я многому научилась за те три месяца. Тогда я и представить не могла, что связи, которые установились в педиатрическом отделении, помогут мне после, когда я стану работать судебным патологом. Осознание того, что я могу работать с детскими смертями, сослужило мне добрую службу в карьере судмедэксперта, потому что я очень редко позволяла себе расплакаться в морге. Такое случилось, когда я порезала руку во время вскрытия. Я не заметила, как лаборант убрал одноразовый нож для мозга и заменил его острым новым лезвием, когда я взвешивала почку. Когда я взяла вторую, то, держа ее в левой руке, хотела разрезать, чтобы изучить внутреннюю структуру. Лезвие легко прорезало почку и руку. Тогда я заплакала. Я впервые порезалась на работе, хотя больше 30 лет имела дело с острыми лезвиями.

Отстранение – еще одна стратегия, способ справиться с тем, что мы имеем дело со смертью. Она подвела меня лишь однажды.

Скорую вызвали в дом, где ребенок упал без сознания. Медики обнаружили избитого малыша. Я уже сталкивалась с подобным. Сейчас мы используем особую терминологию, говорим об «умышленно нанесенной травме» или «синдроме тряски младенца», но того ребенка забили до смерти. Я приехала в тот дом, чтобы лично увидеть тело. Полиция не пыталась подсластить пилюлю. Они встретили меня у входа и проводили внутрь: коммунальная квартира, рай для наркоманов и отбросов общества. Запах стоял удушающий, вокруг сплошной хлам, повсюду остатки жизнедеятельности. Больше походило на то, что люди здесь выживали, а не жили. Убогая обстановка.

Мы прошли через комнаты в спальню. Та оказалась совсем маленькой. На полу грязная одежда. Я осторожно перешагивала ее. Полицейские шли передо мной, затем расступились, чтобы дать мне пройти к телу. Детское тельце лежало в грязных и смятых постельных принадлежностях, вероятно, вместо постельного белья использовались полотенца, там же лежали клочки тряпок и выброшенной одежды. Ребенок, маленькая девочка, подверглась жестокому обращению: ее отбросили в сторону и оставили умирать. На уме крутилось только одно слово для открывшегося мне зрелища: «Ублюдки». Но не мне осуждать и судить, моя работа – забрать маленькое тело и вынести из этого ада. Синяки покрывали девочку с головы до ног.

В комнате стояла непривычная для мест преступлений тишина. Обычно повсюду звучат разговоры, приветствия и инструктаж. Такое страшное молчание слышишь, когда имеешь дело с подозрительной детской смертью. Я нарушила тишину, спросив, как зовут девочку, и уточнив некоторые детали для своих записей. «Саманта О’Брайен. Около двух лет. Мы не знаем точной даты ее рождения». В то утро я оставила свою дочь с сестрой мужа, Френсис. Мою дочь зовут Сара О’Брайен, и ей тогда было чуть больше двух лет. От таких совпадений стало ужасно неуютно. Но это лишь подстегнуло меня наказать убийц Саманты. У этой девочки не осталось возможности вырасти в красивую умную молодую женщину, а у моей дочери такая возможность была.

Через несколько месяцев после начала моей стажировки в качестве судмедэксперта в Глазго я столкнулась с первым детоубийством-самоубийством, или с делом о «смерти целой семьи»: мать задушила своих сыновей, а затем убила себя, приняв смертельную дозу наркотиков. Крошечные детские тела лежали в морге на столах, спроектированных для взрослых. Одно хорошо: мы не нашли никаких свидетельств того, что мать била детей. Она всего лишь смертельно устала.

20 лет спустя я столкнулась с похожим делом семьи Грэйс. Шерон Грэйс не жила с отцом своих детей, Микалы и Эбби. Никто не знал наверняка, с какими проблемами и трудностями она столкнулась, но нам известно, что в 2005 году субботним вечером она нуждалась в помощи. Вместе с детьми – Микале было четыре, а Эбби три – она отправилась в местную больницу, где попросила встречи с социальным работником. Так как она пришла в нерабочее время, ей сказали вернуться в понедельник.

Воскресным утром три тела выловили из воды в Каатс-Стрэнд в Уэксфорде. Все трое утонули. О несчастном случае речи не шло: Шэрон вошла в воду вместе с детьми. Она не тащила их, не ударила, чтобы те потеряли сознание, она попросту вошла в воду вместе со своими маленькими детьми. Что случилось тем субботним вечером, чем он отличался от предыдущих? Что подтолкнуло ее к краю? Мы никогда этого не узнаем. Однако нам известно, что она просила о помощи и не получила ее. Мы подвели Шерон. Сколько людей в отчаянии просят руки помощи и не находят ее? Никто из нас представить не может, в каком отчаянии нужно быть, чтобы единственным выходом казалась смерть; в каком отчаянии нужно быть, чтобы взять собственных детей за руки и намеренно направиться к воде, зная, что вы все утонете.