Мэри Кэссиди - Место преступления – тело. Судмедэксперт о подозрительных смертях, вскрытиях и расследованиях

Такие анатомы, как Джон Хантер, основавший в 1760-х годах в Лондоне анатомическую школу, каталогизировали свои находки, сохраняя аномальные органы в стеклянных контейнерах для образцов. Так появился музей человеческих внутренностей. В нем можно было найти и «диковинки»: сиамских близнецов и зародышей с врожденными смертельными аномалиями. Посещение такого музея входило в обязательную программу каждого студента-медика.

Медицинские школы любой ценой пытались приобрести тела для обучения своих студентов, и порой это приводило к ужасным последствиям.

В 1827 году в Эдинбурге предприимчивые Уильям Берк и Уильям Хэр увидели в этом возможность помочь науке, а также заработать несколько фунтов. Они доставляли тела доктору Роберту Ноксу, профессору патологии Эдинбургской медицинской школы. Когда тела, полученные законным путем – повешенные преступники, люди без семьи, а также бедняки, у которых не было денег позаботиться после смерти о своих телах, – закончились, Берк и Хэр стали выкапывать свежие трупы из могил. Так как работа оказалась рискованной и тяжелой, они решили взять дело в свои руки и принялись душить слабых, недееспособных и пьяных людей. В целом, до того, как в 1828 году их «карьера» подошла к концу, они успели отправить на тот свет 16 человек. Возможно, среди воров еще гуляет понятие чести, но, похоже, не среди убийц: Хэр дал показания против Берка, и того повесили, а тело отправили в секционный зал к анатомам. Идеальный финал и, возможно, единственный бескорыстный поступок Берка, пусть и посмертный.

Когда правда о деятельности Берка и Хэра открылась, последовал общественный резонанс, который привел к попытке урегулировать «отрасль» с помощью Закона об анатомии от 1832 года. Медицинские школы получили официальную лицензию на вскрытие тел, пожертвованных науке. Тем не менее всегда есть лазейки, и, хотя закон защищал богатых людей, бедные по-прежнему находились под ударом: скорбящие родственники всегда могли получить пару фунтов, если продавали тело любимой бабушки в отдел анатомии.

Основным прорывом в исследовании смертельных случаев и болезней стало появление микроскопа в 1830‐х годах. Теперь у анатомов и медиков была возможность еще глубже погрузиться в тело человека. Они могли не только рассматривать органы целиком, но и видеть, что каждый из них представляет собой набор более мелких частиц, составляющих характерные формы и узоры. Это положило начало такой дисциплины, как гистопатология – определение причины смерти и понимание причин заболеваний и недугов на микроуровне.

В 1832 году планету охватила эпидемия азиатской холеры, забирая жизни и принося разрушения. В одном только Глазго погибло более трех тысяч человек. Представители общественного здравоохранения признали, что вскрытия тех, кто погиб в этот период, могут помочь идентифицировать смерть от инфекции (а также исключить смерть в результате других причин). Это, в свою очередь, поможет установить точное число пострадавших от болезни, понять, как инфекция распространяется и почему одни люди более восприимчивы к ней, чем другие, а также определить, каковы глобальные последствия заболевания.

Успех этого предложения дал толчок к тому, чтобы вскрытия проводились в результате любой смерти. Однако кто этим займется? Что ж, по-хорошему, это дело судмедэкспертов, заинтересованных в здоровье общественности. Вот только таких людей не существовало.

В университетах Шотландии и Лондона открылась новая кафедра: отделение медицинской юриспруденции и общественного здравоохранения. Некий гибрид закона и медицины на базе общественных интересов. Но можно ли найти преподавателей-гибридов? Люди, занимавшие профессорские должности, в ту пору интересовались либо медицинской юриспруденцией, либо общественным здравоохранением, но никак не обеими дисциплинами сразу. Некоторые предпочитали обучать студентов, а не проводить вскрытия или участвовать в исследованиях. Порочный союз двух далеких друг от друга дисциплин имел переменный успех, и раскол был неизбежен.

В 1900-х годах судебная медицина неожиданно заняла центральное место. Вероятно, всему виной интерес к вымышленному персонажу, Шерлоку Холмсу. Вышли на сцену и стали знаменитостями новые детективы-медики, в их числе значились Бернард Спилсбери в Лондоне, Глестеры в Глазго, Литтлджоны и Сидней Смит в Эдинбурге. Наступила эпоха медицинского шоу-бизнеса. Легендарными были не только дела, за которые они брались, но и их выступления друг против друга в суде – словно гладиаторские схватки. Места для публики в судах были переполнены. Безусловно, лучший способ стать участником зрелища – оказаться в самом его центре.

Когда судебные медики не ходили гоголем перед судом или прессой, то закладывали основы судебно-медицинской экспертизы, какой мы знаем ее сейчас. Они были начинающими следователями, их не окружали эксперты в различных сферах, как меня сегодня. Тогда судмедэксперт был мастером на все руки: патологом, ученым, токсикологом и психиатром.

Джон Глестер-старший подготовил почву для возникновения отделения судебной медицины и токсикологии в Глазго – места, ставшего моим домом на многие годы. В 1902 году он выпустил учебник «Медицинская юриспруденция», новшество в своей области, так как в книге использовались фотографии в качестве иллюстраций к тексту. Учебник регулярно обновлялся по мере того, как развивалась судебная медицина. Сын автора, Джон Глестер-младший, проявлял большой интерес к судебной медицине и сыграл важную роль во внедрении нового типа тестирования крови, волос и волокон. Его метод теперь часто используют в ходе расследований.

Пройдет еще 20 лет, прежде чем случится окончательный раскол, и патологоанатомы, ученые и полиция разойдутся и станут независимыми специалистами, а судмедэксперты признают, что являются экспертами не во всех отраслях судебной медицины.

Некоторые профессора судебной медицины стали известны потому, что их привлекали к расследованию громких дел. Бернард Спилсбери давал показания по делу «Невесты в ванной». Серийный убийца избавлялся от своих жен, топя их в ванне. Если все твои жены умирают одинаково, это легко вызывает подозрения. Спилсбери не верил, что смерти происходили случайно, и продемонстрировал способ, которым жертв хватали за лодыжки и затаскивали под воду. Версию о случайности смертей доказать было сложно, однако и физические улики, поддерживающие теорию Спилсбери, были довольно шаткие: голая теория, преподнесенная с невероятным апломбом судье и зрителям. Может, Спилсбери и был прав, однако на сегодняшний день суду требуется нечто большее, чем театральное представление, чтобы доказать вину человека.