Брайан Дир - Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

Думаю, я четко последовал курсу, заданному в газете: от восьмистраничной статьи о темной стороне «Виагры» до пяти страниц об «эпидемии медицинского мошенничества», которая началась с подделки подписей пациентов одним неврологом. Но такая журналистика была дорогим удовольствием: репортажи делались не часами, а месяцами, а иногда и годами, в то время как мой компаньон хотел получить результат в течение нескольких недель.

Пока официант приносил десерты, мы обсуждали идею. Я предложил убийство государственного эксперта по оружию. Но, в конце концов, мы добрались до MMR . В Британии доверие родителей упало до минимума. Прививку сделали только 79,9 % детей. В некоторых районах Лондона показатель иммунизации упал до 58,8. Вспышки кори с летальным исходом стали очевидными. Я сказал: «Хорошо, Пол», но без особого восторга и энтузиазма. Если честно, я чувствовал себя разбитым. Сначала я провел расследование по АКДС, вдохновленный победой матери из Ирландии. Это заняло у меня почти год. Позже появился AidsVax , безнадежная вакцина от СПИД, о которой было написано восемь страниц в Sunday Times Magazine , и обсуждение шло еще долгое время. Я обнаружил, что у сотрудника Центра по контролю и профилактике заболеваний США, который поддерживал VaxGen и вел переговоры о грантах, была секретная сделка по доходам от ее реализации.

Я чувствовал, что сделал достаточно. И такая работа лишала меня личной жизни, ведь нужно было справиться со всеми терминами и понятиями. Вакцины всегда были междисциплинарной темой, они выходят за рамки тривиальной экспертной темы. Проще выучить китайский. Вникать в медицинские исследования – это как читать Шекспира. Остается надеяться, что эти сложные слова будут иметь смысл в своем контексте. Но когда я изучал дело об АКДС, пообещал себе не пропускать ни одного термина. Я был полон решимости понять, что они имели в виду.

Медицина даже не была моим профилем. Я занимался решением социальных проблем – бедность, бездомные, тюрьмы, инвалидность, неравенство в доступе к власти. Когда я писал об этом, мои истории появлялись на страницах с 3 по 9, тогда как почти все, что касалось врачей, выходило на титульный лист. Но после обеда с Нуки я отправил несколько писем и, вместо того чтобы начать дело о MMR , засел за написание романа.

Я не закончу роман в ближайшие 13 лет. У жизни были на меня другие планы. Одним воскресным днем, в конце ноября, я прогуливался по Лондону от Букингемского дворца до Трафальгарской площади и наткнулся на небольшой центр искусств, который в тот день транслировал телешоу под названием Hear the Silence . Его описали как «документальную драму», в которой актеры, играющие Уэйкфилда и одну из матерей, сражаются со злобным медицинским учреждением. Мать на экране была вымышленным персонажем. Но, как я узнал позже, это был прототип Мисс номер Два. Когда показ закончился, актриса встала и произнесла речь: элегантная в своей роли и еще более манерная вне ее, женщина с ланкаширским акцентом уверенно призывала людей к порядку.

Согласно драме, Мисс номер Два первая связалась с Уэйкфилдом и сама ринулась в больницу. Итак, на следующий день я ей позвонил, а через четыре дня поехал к ней, в небольшой дом из желтого кирпича на окраине маленького городка в Кембриджшире (который я не буду называть, чтобы обеспечить конфиденциальность) в 130 километрах к северу от Лондона. Мисс номер Два жила со своим мужем и двумя здоровыми детьми 22 и 12 лет. Ребенок номер Два, которому тогда было 15 лет, учился в специальной школе, но ему нужен был надежно огороженный двор с батутом и небьющимися игрушками.

По телефону я сказал женщине, что меня зовут Брайан Лоуренс из The Sunday Times . Я получил разрешение от Нуки и от юриста Times на псевдоним. Это обычное дело в следственной работе. К тому времени уже можно было ввести поисковый запрос в Google , и меньше всего я хотел, чтобы Мисс номер Два прочла мою историю с АКДС и заняла оборонительную позицию, отвечая на вопросы. «Брайан Лоуренс на самом деле был Брайаном Диром, отмеченным наградами журналистом-следователем», – сообщил позже глава лондонского бюро Washington Post’s Гленн Франкель.

К тому времени я прочел статью о двенадцати детях и отметил заявленную временную связь. Родители восьми детей винили вакцину MMR , причем первые поведенческие симптомы проявлялись не позднее, чем через 14 дней после прививки. Я знал, что это был тот же временной период, который Джон Уилсон выбрал в 1970-х для отбора предполагаемых жертв АКДС. Это был тот же срок в моем отчете правительству, датированном маем 1981 года. В попытке отсортировать случаи заболеваний мозга после введения АКДС, в главе о «временной связи» указано время появления симптомов с учетом статьи невролога с Great Ormond Street . Когда «спазмы и поведенческие расстройства» возникали «более чем через 14 дней» после прививки, связь считалась «скорее, маловероятной, чем вероятной». Но когда о проблемах было сообщено в течение двух недель, это было сочтено «скорее вероятным, чем маловероятным».

Сидя в гостиной Мисс номер Два со своим диктофоном, я спрашиваю у нее, как и у Маргарет Бест из Ирландии, о дне вакцинации ее сына. И хотя Ребенок номер Два прививался в ноябре 1989 года, до того, как в Великобритании возникли какие-либо споры по поводу вакцины MMR , его мать говорит, что она была настолько обеспокоена возможными побочными эффектами, что обсуждала этот вопрос с врачом и медсестрой.

– Я помню, как вышла и поговорила с врачом, – вспоминает она. – Я говорила о прививке, сказала, что меня беспокоит эта вакцина.

Умная леди. Она объясняет свое предвидение воспоминаниями об отце, семейном враче из Престона. Одной из ее «обязанностей», – рассказала она мне, пока я потягивал теплый чай, – было «убирать комнату с лекарствами», и однажды, по ее словам, она нашла неиспользованные картонные коробки с «Талидомидом».

– Я помню, как говорила: «Эти коробки лежат без движения, почему ты не пользуешься ими, папа?» – продолжает она.

Она упомянула также, что его ответ стал причиной ее обеспокоенности по поводу вакцины MMR .

– Он усадил меня и сказал: «На самом деле это называется “Талидомид”, и я не буду его использовать». Я спросила почему, а он ответил: «Его не протестировали должным образом».

– Вы ходили за покупками или что-то в этом роде? Что случилось потом? – спрашиваю о том, что происходило в тот день, когда ее сыну сделали прививку.

– Нет, вообще-то я была на работе, – отвечает она. – Я была на работе. Так что по магазинам я не ходила. Я вернулась и отпустила няню. Хммм….

В расшифровке стенограммы я бы отметил: «Пауза, звучит смущенно». Затем она начинает говорить о своей работе в туристическом агентстве, о котором она ранее упоминала мимоходом.