Брайан Дир - Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

– Извини, мы только что говорили о моей работе. Я с утра немного уставшая, – объясняет она.

Уставшая или нет, женщина говорит и говорит, не останавливаясь.

«Я все еще работала в IT-отделе, и я уступила должность, я фактически уступила должность, поэтому, когда он в этом возрасте, ну это не особенно важно, не так ли, но я все еще была в IT-отделе. Когда я уходила, занималась этим менеджментом, моей собственной работой в отделе, потому что, на самом деле, все случилось…»

И она продолжает, выдав около 370 запутанных слов о туристической компании в Лондоне. Это сбивает с толку, и я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на первых поведенческих симптомах ее сына, который, как она подтвердила, был среди дюжины Уэйкфилда.

– Он перестал спать по ночам. Он кричал всю ночь и начал трясти головой, чего никогда раньше не делал, – говорит мать.

– Как вы думаете, когда это началось?

– Это началось через пару месяцев, через несколько месяцев после этого, но это все равно, это меня достаточно беспокоило, я помню, как…

– Извините, – перебиваю, – я не хочу слишком придираться, но несколько месяцев или пару месяцев?

– Скорее, несколько месяцев, потому что у него, как вы знаете, все пошло вспять. Все было в порядке, а потом началось.

– Значит, не раньше двух месяцев. Но не дольше, чем сколько месяцев?

– Кажется, месяцев шести.

Время от времени она вставала и звонила по телефону. Сначала Ричарду Барру, а затем Джеки Флетчер из JABS . Когда я вернулся в Лондон, потратил день или два, пытаясь разобраться в своих записях.

Отец Мисс номер Два умер, когда ей было 11 лет. Так что ее воспоминания о «Талидомиде» казались мне несколько невероятными. Я подумал, что это могло быть ошибочным воспоминанием, ведь прошло много лет. Или она могла приукрашивать перед репортером The Sunday Times . Или ее покойный отец, Джеймс Ланн (секретарь комитета по медицинской этике Престона) должен был быть привлечен к ответственности за то, что разрешил ребенку подойти к лекарствам.

У нее была замечательная прозорливость, она поставила под сомнение безопасность вакцины MMR , про которую тогда никто не говорил, и она точно соблюдала расписание своей няни. Женщина утверждала, что не знала, какой номер был у ее ребенка в статье, но я заметил разницу между ее «примерно шестью месяцами» и 14 днями Уэйкфилда.

Конечно, тогда я не знал, что семь лет назад она дважды рассказывала врачам в Хэмпстеде, что ее сын начал трясти головой через две недели после прививки. Через несколько дней после интервью я встречаюсь с Джоном Уокером-Смитом и делюсь с ним своим замешательством.

– В статье нет ни одного случая, который соответствовал бы анамнезу, который [она] мне рассказала, – говорю я ему. – Ни одного.

Австралийский профессор, похоже, не удивлен.

– Что ж, это может быть так, – сухо отвечает он.

Он не только был указан автором статьи о двенадцати детях, но и видел этого мальчика много раз. Говорит, что не уверен, что родители должны говорить о таких вещах журналистам. Он подчеркивает, что это «конфиденциальный вопрос».

– Ну, значит, либо то, что она мне говорит, не соответствует действительности, – настаиваю я, – либо документ не точен.

– Что ж, я не могу это прокомментировать, – отвечает он.

Этого было достаточно. Здесь что-то происходило. Если автор статьи не мог предложить лучшего ответа, я подозревал, что несоответствие было реальным. И если случай этого ребенка был указан неверно, что еще могло быть не так в этой статье из пяти страниц и 4 тысяч слов?

У меня было искушение узнать. Но как я мог исследовать серию клинических случаев? Это медицинская информация высочайшего уровня безопасности: анонимные пациенты, пациенты-дети, пациенты с отклонениями в развитии. Шансы узнать, кто их родители и когда у их детей проявились первые признаки аутизма, были примерно равны выигрышу в лотерее, на которую я не купил билет.

Но потом, еще до того, как я доложил об этом Нуки, внимание к этому вопросу лишь усилилось. Мы получили жалобу от Мисс номер Два, которая была настолько чрезмерной, что, на мой взгляд, ее негласная, но прозрачная цель заключалась в том, чтобы вывести «мистера Лоуренса» из игры.

«Я по-прежнему глубоко шокирована тем, что такого журналиста, который, по моему мнению, не является ни хорошо информированным, ни умным, следует отправлять в качестве представителя газеты с репутацией The Sunday Times , – написала она в трехстраничном электронном письме с заголовком «Серьезные опасения по поводу журналиста The Sunday Times » редактору газеты Джону Уитроу. – Допрос начался с выяснения, что произошло в тот день, когда мой младший сын получил вакцину MMR , вплоть до вопросов о том, где я работала, на что была похожа операция и в какое время дня она должна была быть».

И в случае, если этого оказалось бы недостаточно, она продолжила. «Удивлена и шокирована этим тоном… почти как на допросе… неоднократно проявлял высокомерие… казалось, не знал… постоянно проявлял явное невежество… исключительно оскорбительно… полная трата моего времени… методы казались похожими на желтую прессу… весь его внешний вид… он часто ходил в туалет, говоря, что чай повлиял на его мочевой пузырь, а до этого он сказал, что регулярно пьет чай».

Я мог поручиться только за собственный мочевой пузырь.

На следующий день Нуки позвонил публицист Уэйкфилда, человек по имени Абель Хадден. А позже я получил предупреждение от юриста по имени Клиффорд Миллер (который снова появится, представляя Уэйкфилда), попытавшегося заткнуть мне рот. В двухстраничном письме, заваленном юридическими терминами, он заявил, что «безвозмездная лицензия», предоставленная мне на запись интервью, была «недействительной ab initio », потребовал, чтобы я «сдал» свои записи в течение 28 дней и сказал мне, что использование «слов, сказанных» Мисс номер Два, нарушит «авторское право литературного произведения» его клиента.

Назовите меня подозрительным, но им, похоже, было что скрывать.

Судебный процесс Ричарда Барра потерпел крах, и я любовался обломками в полном одиночестве. Другие журналисты, которые ранее освещали дело Уэйкфилда, либо транслировали его идеи как рупор, либо устраивали перекрестный огонь из мнений «экспертов». Оказалось, что само исследование никто не проверял. Газетные репортажи велись в старом стиле, никаких детективных историй.

Но всего через пять недель после моего визита к Мисс номер Два было проведено расследование, о котором я ничего не знал. В южной части Дублина юрист и двое ученых, консультантов фармацевтических компаний подошли к стойке регистрации Coombe Women’s Hospital , чтобы пообщаться с Джоном О’Лири и увидеть его невероятное устройство для обнаружения вируса кори.