Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Очень интересной для меня была вторая поездка в Минск в летнее время, в июне. В Витебске в этот раз я осмотрел водопровод, несколько часов гулял по крутым берегам Западной Двины. Меня очень занимала идея о возможности превращения этих крутых склонов в интересный парк с хорошо продуманной системой креплений, дренажа и разбивкой на склонах двух или трёх ярусов продольных дорожек с подпорными стенками и сетью косых соединяющих дорожек. Такой береговой парк, с его древесными посадками для закрепления откосов от размыва мог бы служить естественным расширением существующего вокруг дворца парка. Успел осмотреть в Витебске я и Музей истории города.

Я прочитал в очень сжатые сроки лекционный курс по социальной гигиене, социально-профилактическим основам советского здравоохранения и провёл экзамен на выпускном курсе. Подробно ознакомился с городским водопроводом Минска и проектом его расширения за счёт новых глубоких артезианских скважин. Минск, при значительно развитой водопроводной сети, никакой канализации не имел. Клозетные воды собирались в выгребные ямы. Из них спускались прямо на улицы и отводились открытыми канавками и лотками вдоль тротуаров по уклону в реку Свислочь. По-существу, улицы города с их лотками играли роль «полей орошения», с тою разницей, что на полях орошения распределяются не загнившие и, следовательно, и не издающие зловоние канализационные воды и потому поля орошения не издают дурного запаха; в уличные лотки спускались из выгребных ям загнившие, с отравляющим запахом клозетные фекалии. Чтобы хоть несколько ослабить зловоние, выпуск фекальной жидкости в уличные лотки производился в ночные часы, а днём временно приостанавливался. Но это, конечно, не меняло дела. Неотложность строительства канализации в городе с отводом стоков до их спуска в Свислочь, на очистные сооружения, была настолько очевидна, что уже в 1926–1927 гг. спешно шла прокладка коллекторов. Из главного коллектора сточные воды, по напорной чугунной трубе, должны были передаваться в коммунальный совхоз (более чем за десяток км), где должны были очищаться на полях орошения.

Во время прокладки коллектора по улице Немиге (по берегу когда-то протекавшей там реки Немиги), по-видимому, траншея прорезала либо какое-нибудь кладбище, либо место исторической битвы. С землёю из траншеи выбрасывались части скелетов. Человеческие черепа, пожелтевшие от времени, валялись на улице. Мы подобрали несколько черепов для антропологических измерений.

Очень «поучительные» работы велись в центральном городском сквере по очистке засосавшегося поглощающего колодца, в который отводились сточные воды из приёмников для нечистот (типа Шамбо) от уборных городского театра. Колодец углублён был на десяток метров до крупнозернистого песчаного слоя. Поначалу песок легко и безотказно «принимал» осветлённую (перегниванием в Шамбо) сточную воду. Но затем произошло то, что всюду происходит с поглощающими колодцами: подстилающие и окружающие дно колодца слои песка заилились. Вода перестала просачиваться. Колодец переполнился. Его начали «чистить». Откачали загнившую жидкость и стали вычерпывать со дна песок, пропитанный осадками фекалий. Весь сквер был залит потоками загнившей сточной жидкости. Но всё дело было в том, что слой крупнозернистого песка, который принимал клозетную воду, был тот же самый, из которого брали грунтовую воду неглубокие буровые скважины минского водопровода!

Мне никогда не приходилось прежде бывать в городах «черты оседлости» и близко знакомиться с жилищно-бытовыми условиями, в которых живут бедные еврейские семьи. По усвоенной издавна привычке ранние утренние часы — с 5–6 часов до 8–9, в новых местах, которые я посещал, я с интересом воочию знакомился с обстановкой, бытом и благоустройством жителей. Я обошёл все улицы в районе нижнего базара и не мог подавить в себе тяжёлого чувства, возникшего от картин беспредельного убожества и нищеты, скученности и неблагоустройства в районах, заселённых мелкими ремесленниками, торговцами и неизвестно как перебивавшимися семьями еврейской бедноты. В условиях планового социалистического хозяйства, казалось мне, можно было ожидать, что наличие в Минске тысяч людей, нерационально расточающих свою рабочую силу на мелкую торговлю или мелкое ремесло, должно было поставить вопрос об открытии там предприятий (трикотажной или обувной фабрики, завода, производящего металлические изделия или ещё чего-то в том же духе) для создания рабочих мест и поглощения этой рабочей силы.

В те годы белорусским Наркомздравом издавался ежемесячный журнал «Белорусская медицинская мысль». По просьбе редакции я дал в него статью «Социально-профилактическое содержание деятельности участкового врача». Она была напечатана в книжке журнала, вышедшей в июне 1927 г.

Трудно это было, при тогдашней (в 1925–1929 гг.) моей занятости и, казалось, превосходившей все мыслимые границы перегрузке работой в Музее города, в Институте коммунального строительства, в Институте для усовершенствования врачей, во 2-м Ленинградском мединституте и в других учреждениях, — отрываться два раза в год на целые две недели для поездки в Минск, но, в общем итоге, эти поездки и вся консультационная работа в белорусском Наркомздраве оставляли чувство не напрасно затраченных усилий, так как они обогащали меня новыми впечатлениями и наблюдениями.

Доктор Дегтярь был одарён большой настойчивостью к систематическому обобщающему научному труду. Вскоре он занял кафедру гигиены труда в Ташкентском мединституте, а затем был несколько лет профессором гигиены труда в Новосибирском медвузе.

Доктор Смулевич под моим руководством освоил ведение статистики общей заболеваемости. Для изучения русской литературы по этой специальности (трудов Е. А. Осипова, П. И. Куркина, Н. И. Тезякова и др.) он был прикомандирован на некоторое время к нашему Отделу в Музее города в Ленинграде. Ему несомненно, принадлежит заслуга осуществления первого после Октябрьской революции опыта организации в Белоруссии статистики общей заболеваемости, с собиранием всего материала карточной регистрации первичной обращаемости, его проверки, разметки и статистической разработки и, наконец, его научного освещения в обширном труде, который был защищён в качестве докторской диссертации.

Совершенно неожиданно в апреле 1958 г. мне удалось вновь увидеть Минск, когда я приехал туда для участия в выездной сессии Академии медицинских наук. Перед моими глазами предстал совершенно новый Минск, мало чем напоминающий убогий город «черты оседлости». Теперь это был современный центр республики с полумиллионным населением, с огромным числом промышленных предприятий, с множеством высших учебных заведений, с собственной Академией наук, с широкими проспектами, хорошо оборудованными улицами, не уступающими лучшим улицам Ленинграда. И всё это было результатом всего лишь одного послевоенного десятилетия восстановления города!